Элизабет словно обожгло.

– Дедушка!

Она вскочила и бросилась к саням.

– Стой!

Иоганн кинулся было следом, но монах удержал его.

– Не так быстро, сын мой. Ты еще не ответил на мой вопрос.

С дрожью в коленях Элизабет склонилась над неподвижным телом дедушки. Волк вцепился ему в горло, но выпустил, когда погнался за ней и Иоганном. Девушка чувствовала, как все внутри сжимается от боли. Снова она опоздала, снова оставила его одного…

Внезапно старик вытянул окровавленную руку и вцепился ей в горло. Ногти впились глубоко в кожу. Элизабет вскрикнула от боли и изумления.

– Якоб! – прохрипел он, захлебываясь кровью. – Я тебя…

Она попыталась вырваться из его хватки.

– Дедушка, нет, это же я…

Казалось, только теперь старик узнал внучку. Искаженные ненавистью черты смягчились.

– Ты, дитя…

В ту же секунду взгляд его остекленел, тело обмякло и застыло.

Элизабет держалась за шею, и по щекам ее текли слезы. Послышались шаги. Подошел Иоганн и осторожно помог ей подняться. Девушка всхлипнула, приникла к нему, и он молча ее обнял.

Сгустились сумерки. Монах дал знак своему спутнику, тот отошел к лесу и стал собирать хворост. Монах тем временем склонился над телом старика и закрыл ему глаза.

– Упокой, Господи, душу его…

Он положил мушкет на сани, раскрыл заплечный мешок, вынул небольшой пузырек, смочил пальцы в прозрачной жидкости и осенил старика крестным знаменем. Затем опустился на колени рядом с телом, и губы его зашевелились в беззвучной молитве.

Элизабет успокоилась. Шея горела, но девушка не обращала внимания на боль. Сложив руки, она обратилась к монаху:

– Спасибо, святой отец, за то, что проводили его.

Монах взглянул на нее, и по лицу его скользнула улыбка.

Его спутник вернулся с охапкой хвороста, разложил все под большим деревом на краю поля и стал разводить костер. И он проявил в этом деле большую сноровку: несколько мгновений, и по веткам уже плясали языки пламени. Мужчина зажег факел и подошел к саням.

Монах между тем завершил молитву. Он хотел уже подняться, но что-то его насторожило, и он снова склонился над телом. Волк разорвал на старике часть одежды. Монах сдвинул в сторону плащ и часть рубашки, так что стала видна грудь покойного.

Иоганн и Элизабет в ужасе смотрели на труп. По всей груди его тянулись, переплетаясь, черные сосуды.

– Нет, – прошептала Элизабет и невольно тронула расцарапанную шею. – Господи, у него же…

– Кто вы? – В голосе монаха звучал лед.

Иоганн и Элизабет обернулись – монах направил на них мушкет.

– Прошу вас, брат, – спокойно проговорил Лист. – Мы не враги вам.

– Спрашиваю еще раз.

– Неплохой у вас мушкет. Необычно для служителя Божьего, но я видел вещи и куда более странные. Правда, не припоминаю, чтобы вы заряжали его после выстрела…

Монах на мгновение задумался, а потом опустил оружие.

– Что ж, ладно, – он положил мушкет на сани. – Будем говорить начистоту. Я – Константин фон Фрайзинг, служу Ордену иезуитов. А это, – он показал на своего спутника, смиренно стоявшего у саней, – Базилиус, мой послушник. Не удивляйтесь его неразговорчивости, он дал обет молчания.

– Меня зовут Иоганн, а это – Элизабет Каррер. Мы из…

– Я знаю, откуда вы, – фон Фрайзинг показал на грудь старика. – Мне уже приходилось видеть такое. Что там произошло?

Элизабет оторопело уставилась на иезуита. В это невозможно было поверить: кто-то за пределами деревни знал о них.

Фон Фрайзинг кивнул, словно прочел ее мысли.

– Именно так, я знаю о болезни. – Он увидел бледное лицо Элизабет, заметил, как она дрожит. – Присядем к костру. Поешьте немного, а потом расскажете мне все.

Когда Иоганн закончил рассказ, монах некоторое время сидел неподвижно.

– Все мертвы, вся деревня… видит Бог, мы этого не хотели.

– Мы?

Фон Фрайзинг не ответил.

– Они не виноваты, – заявила Элизабет. – Они просто хотели спокойной жизни и чтобы еды хватало. Это все крестьяне, они встали против них. И во главе всех мой отец… – Она сглотнула. – Это все мой отец. Мне иногда казалось, будто в него сам дьявол вселился.

Элизабет легла, положив голову Иоганну на колени. На нее навалилась усталость, и в шее пульсировала боль. Но она не решалась рассказывать об этом и прятала царапины под высоким воротником и волосами.