Раус: «Полученный нами приказ на 8 июля требовал лишь незначительного продвижения в направлении Порхова, чтобы в дальнейшем наступать на север. Вероятно генерал Рейнхардт принял такое решение, чтобы передвинуть 6-ю танковую дивизию ближе к 1-й танковой, а также потому, что LVI танковый корпус перемещался в район Порхова.

Выполнение этого приказа требовало синхронных действий всей дивизии. Справа боевая группа “Раус” встретила только слабое сопротивление, когда наш авангард подошел к Славковицам. Левый фланг должна была обеспечивать 269-я пехотная дивизия, однако она не прибыла вовремя, поэтому мы были вынуждены перейти к обороне, чтобы отразить сильные контратаки русских танков. Несмотря на это давление, мы удержали всю занятую территорию. Тем временем боевая группа “фон Зекендорф” с боем продвигалась на север и сумела захватить плацдарм на реке Черекла [119] , к северу от города Осиповец. Ночью 8/9 июля боевая группа “Раус” была переброшена на этот плацдарм.

После того как 6-я танковая дивизия пересекла железную дорогу, связывающую Псков и Порхов, она снова повернула на восток. Во главе наступления снова шли наши две боевые группы. Боевая группа “Раус”, наступающая севернее, быстро добилась успеха и заняла Загоску, повернув на восток через Лопатово. Находившаяся южнее боевая группа “фон Зекендорф” прошла высоту 148 и лишь после этого встретила сопротивление русских. К вечеру темп наступления дивизии замедлился, так как она столкнулась с большими силами пехоты, поддержанной танками. Русские решили удержать дорожный треугольник в Ямкино. Генерал Ландграф решил, что эту атаку тоже следует подготовить более тщательно». [120]

Из Боевого дневника дивизии следует, что 9 июля она все еще находилась в районе деревни Болдино. Дивизионная разведка всю ночь выясняла окружающую обстановку, добираясь вплоть до Ямкино. В результате разведки было принято решение в 7.00 провести рейд Боевой группы Колля на Большое Загорье. К этому времени разрушенный нашей авиацией мост севернее Болдино был восстановлен немецкими саперами.

В районе Ямкино разведка отметила угрозу флангу в виде двух сверхтяжелых танков, а с другого фланга – даже трех. Поскольку в дивизии не имелось 88-мм зениток, задействовали против этих танков все имеющиеся в наличии средства. К полудню оба танка, находящиеся справа у Ямкино были расстреляны 105-мм пушками дивизионной батареи. Оставшиеся три из-за тумана не обстреливались. Но под прикрытием того же тумана немцы подтащили к ним 105-мм пушки на расстояние прямого выстрела.

Кроме этих танков в радиусе 10-ти километров немцы не обнаружили никаких других наших войск. В этом была несомненная слабость нашего прикрытия. Танки, не обеспеченные поддержкой пехоты сплошь и рядом оказывались в эти дни и недели беспомощными мишенями для немецкой артиллерии.

Впрочем, на этот раз наши удара не проспали, когда к 8.00 туман рассеялся, немецкие артиллеристы не обнаружили наших сверхтяжелых танков.

Любопытно, что Раус рассказывает об этом несколько иначе.

Раус: «10 июля 6-я танковая дивизия впервые после перехода границы потерпела тактическую неудачу. Атака против дорожного треугольника Ямкино не привела к успеху. Противник умело и упорно сопротивлялся, укрываясь в лесах, и наносил контрудары при поддержке танков. Однако главной причиной приостановки наступления стало появление тяжелых русских танков, которые мы встретили впервые после Расейная. Эти танки стали появляться все чаще, так как завод, выпускающий их, находился под Ленинградом. Возле Ямкино русские очень умело использовали КВ-1 в качестве “самоходных дотов”. Каждый 52-тонный танк сопровождали 2–3 легких танка и взвод пехоты, главной задачей которых было обеспечение безопасности тяжелого танка. Поэтому наши штурмовые отряды просто не могли подобраться к КВ и были вынуждены сражаться на большом расстоянии.

В Ямкино 6-я танковая дивизия не имела 88-мм зениток, так как штаб XLI корпуса накануне забрал приданные нам батареи, несмотря на протесты генерала Ландграфа. Поэтому нам пришлось начать эксперименты прямо под огнем противника, чтобы найти хоть какой-то способ уничтожать эти “52-тонные доты”. 76-й танковый артиллерийский полк использовал 100-мм орудия на прямой наводке, хотя передвигать их было очень тяжело. Наши саперы безуспешно попытались повторить свой успех под Балтинавой, используя тяжелые реактивные минометы. 41-й батальон истребителей танков майора Ремхильда даже обстрелял КВ-1 из 50-мм пушек. (После Расейная мы решили, что при самых благоприятных условиях эти пушки с близкого расстояния все-таки могут пробить броню 52-тонного танка. Пробоина получалась диаметром с карандаш.) С помощью этих мер нам удалось заставить тяжелые танки несколько раз сменить позицию, но подбить ни один из них мы не сумели.

Решение генерала Ландграфа приостановить наступление и попытаться обойти Ямкино не повлияло на результат операции. Более того, оно в некоторых отношениях оказалось удачным…» [121]

По поводу немецких 50-мм пушек здесь следует отметить следующее. Они в основном были беспомощны против наших танков и немцы сами называли их армейские колотушками.

Вот свидетельство о тех днях немецкого солдата: «Русские, знакомые с непросматриваемой местностью, показали здесь свое умение воевать изощренными способами. Они применяли свои танки там, где с учетом всего опыта войны это считалось до сих пор невозможным. Бронебойность наших противотанковых орудий была недостаточна для того, чтобы колоть броню тяжелых танков. В лексику солдат вошло понятие „Heeresanklopfger"ates"». [122] Последнее слово, имеющее в виду противотанковые пушки немцев, можно приблизительно перевести как войсковые или армейские колотушки.

Однако к двум этим свидетельствам (Эрхарда Рауса и Хельмута Рэмхилда) здесь следует добавить замечание нашего выдающегося артиллериста, командовавшего на Лужском рубеже артиллерийской группой Г. Ф. Одинцова.

«В 1941 г. наши танки от ударов этих снарядов загорались. Тогда думали, что у немцев имеются “термитные” снаряды. Когда, наступая, мы захватили эти снаряды, то оказалось, что они являются подкалиберными с вольфрамовым сердечником, который пробивал броню танка, а внутри его раскаленными осколками вызывал пожар. Подкалиберным он был назван потому, что сердечник был меньше, чем калибр снаряда». [123]