— Прошу вас выйти, — сказал Морковин врачу, который вошел было за ним следом.

Инженер лежал высоко в подушках. Руки его, вытянутые вдоль тела, не шевелились, голова не двигалась, только глаза вопросительно взглянули на вошедшего. Морковин сел и развернул папку на своих худых коленях.

— У меня для начала, — сказал он, — несколько вопросов. Первый: при обыске в вашей комнате нашли крупную сумму денег в купюрах этого года. Откуда вы их взяли?

Инженер медленно прищурил глаза.

— Деньги? — повторил он.

— Да, деньги, — насмешливо подтвердил Морковин. — Откуда они, деньги?

— Какие деньги? — так же медленно сказал Дохтуров.

— Я думаю, вам следует изменить тактику, Дохтуров, — начал следователь и вдруг увидел, что глаза инженера как будто распахнулись, да так и остались распахнутыми, словно окна брошенного дома.

— Доктор! — закричал Морковин. — Что же вы смотрите!

В комнату ворвался врач, видно поджидавший у дверей, за ним сестра с готовым шприцем и та самая нянька, которая крикнула «вредитель». Не обращая внимания на следователя, они ринулись к больному. Минуты через две доктор сказал Морковину:

— Уходите отсюда, милостивый государь. Ваше счастье, что он жив.

«Ну погоди», — шагая по коридору, шептал следователь, и было неясно, к кому относятся эти слова — к инженеру Дохтурову или Берестову. Скорее всего к последнему, так как, вернувшись, Морковин приказал немедленно вызвать его к себе.

«Сейчас будет пытать меня насчет двоих несуществующих диверсантов, — думал Денис Петрович, шагая на вокзал. — Черт с ним».

Улицу, по которой он шел, развезло от дождя, сапоги скользили по глине. Шедший рядом с Берестовым человек тоже скользил и каждый раз, поскользнувшись, ругался.

— Ну и город у вас, — в сердцах сказал он, поскользнулся и опять выругался.

Занятый своими мыслями, Берестов сперва не обратил на него внимания, но потом взглянул с некоторым интересом — он привык теперь приглядываться к людям.

Это был очень большой человек, зеркально лысый, в брезентовом плаще, негнущемся как риза.

— Чем же плох наш город? — сейчас же откликнулся Денис Петрович.

— Что люди, что улицы, — с раздражением ответил незнакомец. — Я на вокзал-то хоть правильно иду?

— Правильно.

— И то хорошо.

«Большой, лысый, толстый, — вспомнил Денис Петрович, — нахальный. Такой пытался прорваться к инженеру».

— Чем же это люди наши провинились? — спросил он, но в этот миг ноги незнакомца разъехались и он ухватился за забор, отчаянно сквернословя. «Ну и ну, — подумал Берестов, — такой грохнется — лошадьми не подымешь». На вокзале оказалось, что обоим им нужен Морковин. Это становилось любопытным.

К Морковину Денис Петрович вошел следом за незнакомцем, брезентовый плащ и грязные сапоги которого сразу же загромоздили всю комнату.

— Вы следователь Морковин? — спросил он сердито и тотчас сел в помещичье кресло, тяжко застонавшее под ним.

— Да, — с недоумением и неудовольствием ответил Морковин.

— Я десятник со строительства. Моя фамилия Макарьев.

— Очень приятно, — насмешливо произнес следователь.

— Это мне не интересно, приятно вам или неприятно, — рявкнул Макарьев.

«Ну и встреча! Итак, это Митька Макарьев, чьи кулаки как паровой молот», — подумал Денис Петрович и уселся в углу на стул.

Ему стало вдруг очень тепло, приятно познабливало, комната, покачиваясь, стала уплывать куда-то вглубь, голоса говоривших, только что невыносимо громкие, внезапно ушли как в вату.

Ему казалось, что в жилах его вместо крови течет шипучее холодное вино, пузырьки его лопаются, и от этого по всему телу поднимается озноб. Хорошо бы лечь на диван, что стоит в его кабинете, и потеплее укрыться. Денис Петрович встает и ложится на диван, но холодная клеенка никак не дает согреться. Нет, это не клеенка, это какая-то беда не дает покоя, и до тех пор, пока он не догадается — какая, ему ни за что не согреться. Нужно бы встать, оторваться от этой проклятой клеенки, которая всегда так и останется холодной, во что бы то ни стало нужно оторваться от нее, от этого зависит жизнь — наконец-то он понял! — от этого зависит жизнь Павла.

Между тем далекие голоса со скоростью поезда несутся на него и налетают оглушительным ревом.

— Не верят! Понимаете? Не верят! — ревет Макарьев.

— А мне и не нужно, чтобы они верили, — раздается голос Морковина, стремительно удаляющийся и гаснущий вдали до шепота, — мне нужно…

«Нужно, конечно, нужно просыпаться, иначе выйдет черт знает что, и опасно, и Павел»…

С великим трудом выдирается он из сна.

Конечно, он совсем не у себя и не на диване, а по- прежнему сидит на стуле в углу морковинского кабинета.