«Живое оно. Живое. Кровь брызнула, синяя», – голос Кузьмы слышался сквозь ночной лай собак и похрапывающего на соседней кровати Еши. Тайра во сне вздрагивала и несколько раз просыпалась, смотрела пристально в окно и снова укладывалась. Ей было тревожно. И Кондрату было тревожно. От одной только мысли, что синий свет был здесь, в паре десятков шагов от домика Ольги Марковны. А если вернётся?.. Кондрат совсем по-детски натянул посильнее на себя одеяло. И присмотрелся в темноту окна. Нет, не видно ни света, ни отсвета синего. Собаки перетявкиваются дворовые. 

«Живое оно, живое. Дьявольское. Ранил его, потому как сам оттачивал, в воде святой вымачивал …».

«А если, правда, дьявольское?» – Кондрат перекрестился. Последний раз он был в церкви мальчишкой лет семнадцати. Толпой ходили с парнями и девчонками, на ночную службу, в пасху. Было здорово. А потом вышли из церкви и напились за «Христос Воскресе». Сейчас отчего-то стыдно. А тогда весело было. Молодежь. 

Тайра тревожно вскинула голову и прислушалась. Вместе с ней, и Кондрат внимательно вслушался. Собака тряхнула головой, зевнула и улеглась.

Тогда было весело. Не страшились ни черта, ни Бога. Да и не задумывались о них. А теперь? Что изменилось теперь? Синий свет с таежным дыханием. «Дьявольское оно!» – сказал Кузьма. А может и правда. «Живое», – так и слышался бас кузнеца. 

«Живое, – тихо повторил Кондрат. – А разве дьявольское может быть живым? Дьявольское оно же нуу… потустороннее… миражное – наверное». А что он, собственно, знает о дьяволе. Може оно и есть живее всех живых? Может и есть. Кровь брызнула… Оно живое. Кровь… А может, почудилась кровь кузнецу. Со страху то? А боялся ли Кузьма? Свет описал, такой же, как и тот, что видал Кондрат. Живое. Нужно сходить с утра посмотреть возле коровника, если была кровь, то никуда она не делась. Они в темени могли и не заметить. Утром обязательно нужно сходить и проверить. Не верит он, что Кузьма Марию порешил. В историю его верит, какой бы жуткой и невероятной она ни была.

Кондрат вздохнул и, натянув одеяло по уши, закрыл глаза.

***

Ветер утих, солнце слабо светило за толстыми тучами. Мракота. В городе в семь уже ходят маршрутные автобусы, и то и дело сталкиваешься со спешащими на работу прохожими. В поселке Севольное было тихо. Ни одного человека на улице, кроме двух мужчин и собаки.

– И что ты там не увидел? – зевая, и ёжась на холоде, спросил Еши.

– Ночь была, – спокойно ответил Кондрат, – ничего не увидел. А потом много людей было.

– Так затоптали всё! – возразил Еши.

– Что ж они тебе дураки, затаптывать. Идем.

– Если не затоптали, значит, сами нашли. Они ж спецы.

– Они, спецы? – ухмыльнулся Кондрат. – Видали мы таких спецов.

Он открыл воротца и вошел во двор. По утру дом не казался мрачным и страшным. Только сейчас Кондрат увидал лежащую под деревом мёртвую собаку Марии. Вздохнул.

– Убрать что ли не могли! 

И пошёл дальше. Обошел дом и прошел к коровнику. 

– А может ты и прав, – произнёс вслух. 

Земля у коровника было ровной как будто по ней прошлись катком. Верхний наст свеже-черноземный. 

– Свежая земля, – подтвердил Еши, проведя по ней рукой. – Зачем?

– Вот и я о том же?

– Здесь теперь никаких следов днем с огнем….

– Может так и хотели?

– Странно все это, Кондрат, – пожал плечами Еши. – И Номин не вернулась. Теперь мы не знаем, куда она уехала.

– Не знаем, – вздохнул Кондрат. – Я вчера с местным кузнецом говорил. Он утверждает, что ранил убийцу. Вот здесь на этом самом месте….

– Так убийцу кто-то видел?

– Угу, – кивнул Кондрат. – Только со свидетелем больше поговорить нельзя.

– Это почему? – нахмурился Еши.

– Арестовали.

– Свидетеля? Арестовали? Дурдом. За что?

– За убийство, я тебе потом расскажу. Я сам уже готов в дурку отправиться. И если сейчас не найду хоть чего-то подтверждающего его слова….

Тайра заскулила и бросилась под ноги Кондрата.

– Что ты! – вскрикнул он. Собака крутилась и скулила, прыгала, отбегала, прыгала гавкая за коровник, и снова кидалась к ногам Кондрата.

– Зовет, – предположил Еши.

Леший недовольно посмотрел на молодого человека и пошел за коровник.

Топор лежал у стены, за кадушкой. Со стороны входа в коровник его было совсем не видно. Кондрат поднял топор и несколько минут просто смотрел. Осторожно провел по лезвию, на котором отчетливо виднелись присохшие синие разводы.

– Что это? – спросил подошедший со спины Еши.

– Это то, что указывает на мою полную вменяемость и на то, что на зоне Кузьме делать нечего.