Шрифт:
Профессор сел на шатающийся стул, открыл папку и достал ручку. Вдруг по залу пронесся громкий и раздражительный звук, лишь отдаленно напоминающий голос. В этом звуке была вся правда о несовершенстве людей и мира. Звук рассыпался на слога, собрался в слова и даже превратился в предложение:
– Касса сегодня не работает!
Микаэль затравленно обернулся на голос и нерешительно кивнул. Он не хотел вызывать гнев смотрящего этого места. Профессор улыбался.
– Чего ты?- шепотом, чтобы лишний раз не обращать на себя внимание, спросил Мика.
– Вообще ничего не меняется, - ответил профессор и начал писать.
Микаэль видел, как сосредоточено Белый выводит буквы на старой бумаге. Профессор писал гладко и легко, словно и не задумывался над написанным, а просто отправлял на носитель образы уже аккуратно сложенные и выставленные в нужном порядке. Лист заполнился быстро, затем другой, потом третий. Белый начинал нервничать, от этого почерк его ломался, превращаясь в малочитаемые каракули. Чем больше он писал, тем более неровными становились буквы и тем сильнее начинал дергаться профессор. Наконец, он заполнил последний лист и в сердцах, с силой швырнул ручку на стол.
– Прекратите сорить!
– прогремел звук в зале почты.
Белый поднял глаза на Микаэля. В них читалась беспомощность.
– Может есть другой способ?
– обеспокоено спросил Мика.
– Если только не ручкой. Но я не представляю, где сейчас моя машинка.
– Найдем, - заверил Мика, - главное поторопиться.
Старый дом был недавно отремонтирован. При этом основной сюжет его был аккуратно обыгран: до сих пор радовали стариной ставни и старинный флюгер.
– Словно и не изменилось ничего, - глядя на дом с тревогой, сказал Белый.
– Крышу поменяли, - заметил Мика.
– Долго будем тут стоять? Летунью без нас никто не вытащит.
– Да, - неуверенно кивнул профессор, - идем.
Дверь открыл маленький мальчик, с копной рыжих волос, и очень умными глазами.
– Здрасте. Вам кого?
– спросил он.
– Здравствуй, Маргарита... Константиновна все еще здесь проживает, - неуверенно спросил Белый.
– Мам!
– позвал мальчишка, - тут к тебе пришли. Сейчас мама выйдет, - сказал он и скрылся в доме.
На пороге показалась очень миловидная женщина. Она увидела Александра и ахнула.
– Саша, ты? Ты как здесь?
– Мне нужны мои вещи, - без приветствия, потребовал Белый. Он смотрел на Маргариту холодным взглядом.
Микаэль, чтобы не мешать отошел на пару шагов от крыльца.
– Конечно, - явно смущенная таким приветствием, ответила Маргарита.
– Все старые вещи мы перенесли в сарай, тот, что рядом с мастерской. Сейчас я принесу ключи.
Хозяйка дома ушла.
– Не крутовато ты с ней?
– спросил Мика.
– Наверно, - ответил профессор.
– Видимо, мне еще не все равно. Еще осталась обида.
Маргарита вернулась с ключами и проводила волшебников к сараю. Навесной замок довольно легко открылся, видно было, что этим местом часто пользовались.
– Ты не обессудь, - сказала Маргарита, - здесь беспорядок. Твои вещи лежат у дальней стены, накрыты пленкой.
– Спасибо, - так же холодно поблагодарил Белый.
Вещей под пленкой было не очень много, в основном это были старые книги, какие-то колбочки, две коробки и ридикюль.
– Ух-ты, "Полное собрание законов Российской Империи",- взяв одну из книг, прочитал название Мика.
– Да, - кивнул профессор, - были времена. Надо ее тоже забрать. Таким книгам в сарае не место. О, а вот и то, что мы искали.
Белый достал из-под коробок черный чемодан и открыл. Внутри лежала старая печатная машинка "Kolibri".
– Вот она, моя хорошая, - профессор провел рукой по клавишам.
– Теперь точно должно получиться.
– Ты не оставишь нас ненадолго, - попросил он Маргариту.
– Да, конечно, - ответила она и вышла из сарая.
– Думаешь, получится?
– спросил Микаэль.
– Уверен, - ответил профессор.
– Только надо место найти поудобнее. Посмотри, Мика, там стул какой-то.
– Сейчас, - Микаэль пролез к окну, где стоял стул, заваленный тряпьем. Он убрал вещи со стула и замер.
– Что там?
– спросил профессор, нетерпеливо настраивая печатную машинку.
– Я не думаю, что ты захочешь сидеть на этом стуле, - не поворачиваясь, сказал Микаэль.
– Интересно, - Белый подошел к волшебнику и тоже замер. У окна, заваленное тряпками, стояло инвалидное кресло.
– Ты, прав, мой друг, - наконец сказал он.
– На этот стул я больше не сяду.