Шрифт:
– А ты что ответил?
– Не помню, чтобы я что-то говорил, но, может, я кивнул или что-то в этом роде, потому что он повел себя так, будто я разрешил. Он поднял руку, очень осторожно, словно хотел кого-то поймать, а потом опустил ее и накрыл ею мой пенис.
– Накрыл его?
– Так что его больше не было видно. Его ладонь просто закрыла его. Потом он…
– Что, Томми?
– Он просто дышал. Просто… дышал. Я слышал его дыхание. Это было все, что я слышал.
Мне показалось, что зал перестал дышать. В обязанности Бекки входило наблюдение за присяжными, но тут я сам бросил взгляд в их сторону, когда Томми упомянул о том, как дышал преступник. Один мужчина уставился в пол, будто желал провалиться сквозь землю. Двое или трое других приложили руку к губам.
– Что было дальше, Томми?
– Он убрал руку, как будто снова хотел взглянуть, и улыбнулся. Он сказал мне, что все в порядке. Потом он… он поцеловал его.
Мальчик почти шепотом это произнес, и я испугался, что не все присяжные расслышат его слова. Мне не хотелось подливать масла в огонь, но пришлось переспросить, чтобы все слышали.
– Что поцеловал, Томми?
– Мой пенис.
Томми смотрел на свои сцепленные пальцы.
Я не позволил ему отвлечься.
– И что произошло потом?
Томми поднял голову, явно обрадованный тем, что сумел одолеть свое смущение.
– Потом он встал, улыбнулся и начал подтаскивать матрас к краю бассейна.
– Что ты тогда чувствовал, Томми?
– Я был рад, что все кончилось. Я чувствовал себя очень странно.
– Как это "странно"?
– Как будто не знал, что произойдет в следующий момент. Я был рад, когда он прекратил.
Я не мог заставить его сказать, что он боялся. Я ждал, но Томми не добавил. Он продолжил.
– Он подтащил матрас к мелкой части бассейна, и я решил, что пора вылезать, а за мной Уолдо поднялся по лесенке.
Томми замолчал. Он был охвачен противоречивыми чувствами; на его лице отразилось превосходство, столь знакомое мне по предыдущим встречам, но внутри зрело возбуждение, которое готово было выплеснуться наружу, и тогда уже справиться с ним не будет никакой возможности. Он заговорил, и меня охватила жуть, я услышал точную копию тона Остина.
– И он сказал: "Видишь? Я же говорил тебе, что это случается с каждым".
– О чем он говорил, Томми?
Я думал, что мне придется задавать наводящие вопросы, но, когда он заговорил, из его уст полилась плавная речь:
– О его пенисе. Он напрягся.
– И что сделал Остин?
– Он подошел ко мне, обнял и сказал: "Давай обсохнем". И мы пошли туда, где оставили полотенца. Они долго лежали на солнце и нагрелись. Уолдо взял одно из них и начал меня вытирать. Сначала он стоял передо мной и…
– Его пенис коснулся тебя? – спросил я. Я впервые прервал его.
– Да.
– Где?
– Здесь. – Томми быстро ткнул пальцем в грудь, как будто там была татуировка. – И здесь. Он провел им по моей спине, когда наклонился, чтобы вытереть мне ноги.
– А что делал ты?
– Я просто стоял. Когда он меня вытер, я потянулся за шортами и майкой, но он схватил меня за руку и сказал: "Давай сначала немного позагораем".
– Уложил меня на раскладное кресло и лег рядом, и мы лежали некоторое время.
– Остин лег на живот или на спину?
– На спину, – сказал Томми.
– Он прикрылся?
– Нет.
– Он что-нибудь говорил?
– Он начал говорить мне, – Томми задумался, – что это тайна, что только очень близкие друзья могут вот так проводить время вместе. И что он никогда никому не скажет, и я тоже не должен говорить. Он держал меня за руку. Потом обнял меня и прижал в груди.
И Томми потянулся к Остину, я не сомневался, потому что его не часто обнимали. Возможно, вначале он думал, что не стоит волноваться, что наконец-то у него появился человек, который любит его и всегда будет рядом, когда он позовет.
– Потом он снова дотронулся до меня, – внезапно продолжил Томми. – Он погладил меня по спине и тронул ягодицы, потом обхватил меня обеими руками. Он потерся щекой о мое лицо. Потом отстранился, не отпуская меня, и сказал: "Смотри".
– На что?
– На его пенис. Он был прямо передо мной, и он снова напрягся, и Остин спросил: "Ты не хочешь его потрогать?"
– Ты хотел этого, Томми?
Он покачал головой.
– Нет, он меня пугал. Он был очень красный и большой, я не знал, что он может быть таким большим.
– Ты дотронулся до него?
– Да.
– Почему?
– Потому что он так хотел.
Голос Томми звучал ровно. Слова он произносил торопливо. Ничто не намекало на то, что он готов разрыдаться, поэтому я слишком поздно заметил, что он плачет. По его щекам покатились слезы, он заговорил, и слезы все текли. Он рассказывал, как сторонний человек, наблюдавший за происходящим украдкой.