Ночью я почувствовал, что в горле у меня першит, начинаю набирать температуру (тогда у меня гланды не были вырезаны, и я постоянно болел ангиной). К утру мне стало совсем плохо, но пришлось терпеть… После переклички нас посадили в самолёт. Сколько мы летели – не помню, так как температура у меня уже подскочила. По прилёте нас высадили, снова сделали перекличку. Неподалёку стояло ещё несколько групп новобранцев, всех нас погрузили в военные машины и повезли. Тут мы узнали, что находимся в Германской Демократической республике, будем служить в Группе советских войск в Германии (ГСВГ), и нас везут с военного аэродрома в город Франкфурт-на-Одере, на место постоянной дислокации. Дальше я помню смутно: снова переклички, снова плац, какие-то офицеры-«покупатели». Мы, трое степанакертских парней, потеряли там друг друга. Я их потом увидел уже дома у нас, после демобилизации.

…Снова перекличка, грузовая военная машина, переделанная под перевозку людей. Потом был перрон, снова перекличка… голова уже кружится, не могу глотать простую воду, температура, чувствую, зашкаливает. Капитан, сопровождающий нас, просит меня потерпеть… Ехали на электричке, где я впервые увидел и узнал, что одеколон, оказывается, можно пить…

Вышли на перрон, перекличка, потом снова посадили в машины, и через два часа мы въехали в войсковую часть, ворота за нами закрылись.

«Всё, служба твоя начинается, и это был твой выбор – не хотел служить рядом с домом…» – говорит мне откуда-то появившееся второе «Я».

Отогнав второе «Я» на, если говорить культурно, «определённую дистанцию», я со всеми новобранцами вошёл в казарму. Нам выдали военную форму, показали, как правильно пользоваться портянками, как надевать сапоги и т.д. Делаю всё, что говорят, но механически: голова болит, раскалывается, дышать трудно, лицо, тело горят…

Тут нас, уже одетых в военную форму, построили в казарме, и сержант, как сейчас принято говорить, «лицо кавказской национальности», дал команду, чтобы каждый представился и назвал военный округ, откуда прибыл. Мне самому стало интересно, есть ли кто из земляков. Но слышу только: «Прибалтийский военный округ… Среднеазиатский военный округ»… Тут подошла моя очередь, и я с трудом выговорил свою фамилию, добавив, что из Закавказского военного округа. Смотрю, сержант (оказалось, что он из Дагестана, по фамилии Магомедов) подходит и с интересом спрашивает, откуда я конкретно. Я отвечаю. Лицо сержанта расплывается в улыбке, и он говорит мне: «А-а-а-а… земляк Петросяна!»

Было два часа ночи, когда нам дали команду «отбой», предупредив, что подъём будет в 6.00, потом – зарядка, а в 7.00 будет завтрак. Состояние моё было незавидное – ноги подкашивались, перед глазами появились какие-то круги, говорить практически не мог, даже не было сил подумать, а кто такой Петросян?.. Оказалось, что до утра мне придётся ещё не раз услышать эту фамилию. Но об этом чуть позже…

Я подошёл к Магомедову и заплетающимся языком кое-как объяснил ему, что заболел в дороге, плохо себя чувствую. В ответ: «Земляк Петросяна, перестань, ложись спать!»

Но тут Магомедов посмотрел внимательно на меня, потрогал лоб и забеспокоился. Он позвонил куда-то, и минут через десять явился старшина-сверхсрочник Носюк, как потом оказалось, ответственный за карантинную роту. Магомедов доложил ему, Носюк подошёл ко мне и спросил фамилию. Я ответил. Он улыбнулся и с мягким украинским акцентом, певуче произнёс: «А-а-а… земляк Петросяна!» Через секунду добавил: «А ну-ка, марш спать!»

Но потом, оглядев меня, потрогал мой лоб и дал команду Магомедову срочно сопроводить меня в санчасть…

2

Здание санчасти было рядом с нашей казармой, через пару минут мы вошли в комнату, где были врач – старший лейтенант, и миловидная медсестра Людмила, которые болтали, коротая время. Магомедов объяснил им, что я из карантина, из сегодняшней партии новобранцев, пожелал мне здоровья и ушёл, сказав, что завтра зайдёт. Медсестра Люда открыла журнал, взяла ручку и спросила у меня фамилию, чтобы сделать запись. Пересилив себя, я кое-как произнёс свою фамилию и… услышал в ответ уже знакомое мне: «А-а-а-а… земляк Петросяна!» Она уже собиралась выйти, чтобы догнать Магомедова, но тут я попросил потрогать лоб, измерить температуру. Она с недоверием подошла ко мне, встряхнула градусник и протянула мне. Я положил его под мышку… Медсестра отошла, села рядом с врачом, и они начали что-то говорить – чувствую, про меня…

Мозг у меня от температуры начинает «плавиться», еле держусь на табуретке, появляется чувство нереальности, что это не со мной, это сон, я сейчас проснусь и буду у себя дома в Степанакерте, с родителями… Тут снова появляется моё второе «Я» и шепчет мне на ухо: «Так тебе и надо, не хотел служить рядом с домом, не послушался родителей…» Ответить у меня не было сил…

Подошла медсестра Люда, посмотрела на градусник – глаза у неё стали круглыми… Она подошла к врачу, показала ему термометр. В ответ я услышал тихую речь врача и снова слово: «Петросян». Врач взял градусник, встряхнул его и сам положил мне под мышку. Он сел рядом, не отводя от меня глаз. Дальше было всё как в тумане – смутно помню укол, встревоженные лица врача и медсестры… Потом мне выдали больничную пижаму, и перед тем, как вырубиться в пустой палате, было ощущение, что лечу в бездну… Эта была самая длинная ночь в моей жизни… Внезапно послышались шипящие звуки, появились какие-то рожицы, черти…. Я понял, что в бреду… И вдруг появился кто-то большой, чёрный. Он наклонился надо мной, оскалив зубы, и, смеясь, произнёс: «Я Петросян!» Чудовище потянуло меня за рукав, я сопротивлялся как мог, отталкивал… Вдруг чудовище начало говорить со мной голосом миловидной медсестры Люды: «Просыпайся…» Я открыл глаза и увидел медсестру, которая звала меня, в руке у неё были шприц и какие-то таблетки… Сделав укол и дав выпить таблетки, она ушла, и я снова полетел в бездну…

Проснулся я от луча солнца и каких-то тяжёлых звуков, похожих на громкое выдыхание человека. Приподнявшись на локте, я отодвинул занавеску и увидел такую картину: невысокий здоровый волосатый парень с голым торсом, стоя ко мне спиной, с лёгкостью выжимал тяжёлую штангу, потом, бросив её на землю, схватил две 16-ти килограммовые гири и начал чуть ли не жонглировать ими в воздухе. В конце этот парень нагнулся к крану и стал обливаться холодной водой (на дворе был ноябрь), после чего начал обтираться солдатским вафельным полотенцем. Надевая больничную пижаму, он повернулся ко мне в профиль, и я увидел его крупный орлиный нос…