– Понимаешь, Рит, я думала про всё про это. Да и сейчас иногда думаю, – стала подыскивать слова для объяснения я. – Иногда прям убила бы Роба. Но, чёрт его знает… Привыкла, что ли. Как говорится, хоть плохонький, да мой. И сын, опять же. Так годы летят! Я вот сейчас сказала, что 18 лет уже и аж сама ужаснулась. Как же так, как так получилось, что я их не заметила особо?

Ритка допила свой капучино, аккуратно промокнула салфеткой губы, накрашенные дорогой устойчивой помадой.

– Ох, смотри, подруга. Еще чуть чуть-чуть, и менять тебе мужа будет не на кого. Ну, если только на одиночество. У нас, баб, срок хранения короткий, куда короче, чем у мужиков.

А ведь она права, как ни крути…

Я вошла в по-ночному тихий дом. Роб уснул под уютное бормотание телевизора и лежал поперек дивана, уютно свернувшись калачиком.. Ну и хорошо, не хочется ни с кем общаться. Хочется продолжать думать и рассуждать про себя.

Ан нет, Лёнька на кухне. Пьет чай, целая гора бутербродов перед ним, в планшете что-то смотрит, надев наушники.

– Чего по сухомятке ударяешь-то? – сказала я, щелкая чайником. Выпью немного чая с мятой на сон грядущий, для надёжного убаюкивания.

– А чего, есть чего-то другое? – откликнулся Лёнька, вытащив из уха один наушник. Музыку слушает, поняла я, вон какая-то унца-унца доносится.

– Лёнь, ну ты как маленький, – вяло, по причине усталости и позднего времени, отреагировала я. – Котлеты есть, например. И рожки в красной кастрюле стоят, специально для тебя варила. Ты ж у нас один такой, завзятый макаронник.

– О, котлеты – это хорошо. Завтра поем. Теперь уже бутеров наделал.

– Чего с работой то у тебя? Звонил куда? Расскажи.

Воздух в кухне сразу наэлектризовался и даже, кажется, затрещал слегка. Нелюбимая тема. Вон как сморщился, глаза отвел. Похоже, продолжает филонить.

– Ну, чего ты молчишь?

– Мам, давай поговорим.

– Ну, давай.

Ага, ночь-заполночь – самое мое любимое время для поговорить за жизнь, отношения повыяснять. Ну, без выбора тут, к сожалению. Завтра с утра встану и уйду, он еще спать будет. Приду – он шляется. Эдак если разговор откладывать – так еще примерно на неделю получится.

– Мам, ты только не ругайся. Я не уверен, что хочу быть автомехаником. Я понимаю, ты сейчас ругаться будешь. Вы на меня деньги тратили, выучили-выкормили, и всё такое. Но что мне делать? Про то, кем я не хочу быть – видишь, я уже понял. А вот кем хочу – пока не знаю.

– И что ты предлагаешь?

Где-то внутри очень хотелось заорать, заистерить, затопать ногами. Боже мой, и этот туда же, за папашей своим! Но на скандал силы нужны и энергетика. А я как сдувшийся резиновый шарик, пустая. Максимум – могу заплакать. Но постараюсь сдержаться, самой же потом плохо будет.

– Я, мам, не знаю чего говорить. И делать что – тоже не знаю. Я не знаю, как мне искать себя. Я вижу, вы с отцом мной недовольны. Но я не знаю как мне быть. И на шее у вас сидеть уже неудобно, и что делать – не знаю. Пока только, видишь, есть определенность с тем, чего не делать.

Вот же чёрт. И жалко мне его, и невозможно, вот, правда, невозможно уже держать здорового парня на шее. Скоро второй год пойдет. Автомехаником он быть не хочет, окей. Да и не настаиваю я на этом. Но хоть что-то, хоть где-то он ведь может зарабатывать?

– Лёнь, послушай, – я присела за стол напротив сына. – Пойми меня правильно. Ты – мой сын, я тебя люблю и мне совсем не хочется, чтобы ты ходил на ненавистную работу. Ходил и проклинал каждый день, проведенный там. Такая работа у меня сейчас. Я ее терпеть не могу и такой жизни врагу не пожелаю, не то, что сыну. Но делать-то что нам, Лёнь? Ты же видишь, мы с трудом выживаем. И я, конечно же, надеялась, что ты закончишь учиться, пойдешь работать, начнешь сам себя хотя бы частично обеспечивать и нам будет полегче. Сын, ведь второй год скоро пойдет, как ты в поисках себя, работы, бог весть чего.

Видно было, что Лёнька нервничает. Он отставил чай, отложил бутерброды, отодвинув тарелку от себя. Видно было, что щеки у него загорелись, глаза подозрительно заблестели.

– Мам, ну что ты давишь? Ну, не знаю я, что делать! Вот не знаю и не знаю! Вот такой даун я у вас уродился!

– Не кричи, отца разбудишь.

– Ничего, днем доспит. Он вон копейки домой приносит и спит между сменами целыми днями, что я, не вижу, что ли. И ты на него не давишь, не едешь, не требуешь ничего! А за меня взялась. Прям прицепилась – не отцепишь. Я с тобой уже встречаться боюсь – разговор про одно и то же, вообще ебя больше ничего не интересует про меня. «Когда работать начнешь» – вот и весь твой ко мне интерес!