Рыжая поднимает голову, ищет на табло нужный рейс из Америки, отправляется к указанному выходу, а я, как послушный ослик, шлепаю за ней. Подходим, останавливаемся рядом с остальными встречающими, ждем большого босса.

Чувствую себя странно, слишком взволнованно, нервозно. В организме все непонятно натягивается в предвкушении. Настроение неоднозначное, эмоции перемешались между собой, переплелись. То хочется сбежать, то смеяться в голос.

На месте стоять не получается, начинаю мельтешить туда-сюда за спиной Полины. Потом одергиваю себя. Что за приступ сумасшествия? Приказываю ногам замереть, достаю из сумочки зеркальце, чтобы поправить макияж. Убираю осыпавшуюся тушь, губы подвожу. Сердце раскатисто отбивает ритм в грудной клетке. Да что со мной такое?!

Рейс Грановского уже объявили. Потянулись муравьиной тропой утомленные, сонные пассажиры. Дети хнычут на руках у родителей, а кто постарше — помогает с вещами. Я чуть за Полину отступила, спряталась, не знаю, чего ждать от Самосваловича, да и от собственного организма тоже, слишком неуправляемо себя ведет.

Наконец-то появляется. Одет как мальчишка: широкие льняные брюки, низко сидящие на узких бедрах, сверху смешная, свободно болтающаяся футболка с высунутым вперед красным языком и — естественно, куда без них! — любимые открытые шлепки. Кому скажешь, не поверят, что это руководитель престижной компании. Визуально смахивает на своенравную знаменитость — актера или певца, — прилетевшую на съемки или выступление.

Но таким он мне нравится больше всего. Настоящий, свободный, открытый. Волосы растрепаны, глаза хоть и усталые, но смешливые и яркие, улыбается. На плече небольшая спортивная сумка, в ладони телефон. Хромает. Даже сильнее, чем до отъезда. В груди самовольно поднимается чувство возмущения. Его там лечили или калечили?!

Находит меня глазами, соприкасаемся взглядами. Я не могу от него оторваться, словно приклеилась, почему-то теряю дыхание, замираю. А он опускает на пол багаж, призывно раскидывает руки в стороны, словно приглашая в объятья. И только одними губами беззвучно произносит: «Иди ко мне, мышонок».

От столь откровенного проявления эмоций я невольно теряюсь. Оглядываюсь за спину, чтобы убедиться: это для меня, а не для Полины или еще кого-то. Делаю шаг навстречу, но тут же, обуреваемая сомнениями, останавливаюсь. Не знаю, стоит ли позволять ему слишком многое, а себе — поверить в иллюзию.

Но так заманчива и желанна сейчас эта близость. Не способна противиться своему трепещущему сердцу. Просто шагаю вперед, откинув жужжащие мысли и сомнения. Ведь ничего плохого в объятиях нет. И мы не в мусульманской стране, а в Европе, здесь так принято здороваться. Тем более, по какой-то неизвестной причине мне сейчас это жизненно необходимо. Грех отказывать себе в счастье.

Медленно иду к нему. Не могу спрятать улыбку, которая прилипла к губам, и разорвать визуальный контакт. Вкладываю свою ладошку в протянутую навстречу руку, смущенно опускаю глаза вниз.

Тут же подтягивает меня к себе, прижимает к крепкой груди, двумя руками обвивает тонкую талию. Уткнувшись носом в мою макушку, тихо шепчет:

— Привет, мышка, я соскучился, — смачно чмокает куда-то в волосы, еще крепче вжимает в себя, а я таю, как сосулька весенним утром, растекаюсь вязким медом по поверхности.

Как же хорошо! — Это единственное, что сейчас понимаю. И больше ни о чем думать не хочется. Стоим так с минуту, он меня спрашивает о самочувствии после укуса, о впечатлениях, а я, блаженно прикрыв веки, что-то бурчу себе под нос в ответ. Даже не отстраняюсь.

— Так, хватит любезничать, — к нам подходит недовольная Полина Анатольевна. Пытается отцепить меня от Грановского. Но не тут-то было, Самосвалович второй рукой обхватывает рыжую за плечи, строго выдает:

— Не ворчи и не завидуй. Я ваши лобзания с Глебом стойко терплю, и ты не развалишься, — тут же отпускает. — И да, я тоже рад тебя видеть, солнце, — хитро подмигивает подруге. Но той наше сюсюканье абсолютно не нравится — понимаю по возмущенной моське.

А ты считала, что в жизни парней будешь единственной и главной женщиной? Прости, мамочка, детки давно выросли!

Выбираюсь из цепкого захвата Грановского — хватит для мартовского кота на сегодня валерианки, и так хапнул лишнего. Но улыбку спрятать не удается, прибита жидкими гвоздями. Да ну ее!

Грановский не удивляется моему отступлению, усмехается, но сдавать позиции не планирует. Обхватывает большой, теплой ладонью мои пальчики, сжимает крепко, но бережно, с невозмутимым видом топает к выходу.

А что я? Терплю, мучаюсь. Гы))

Подходим к машине. Полина отталкивает меня в сторону, садится с Германом на заднее сидение. Я на пару секунд зависаю от столь наглой выходки. Не знаю, как поступить. Но вмешивается босс:

— Поль, дуй вперед, я хочу с Настей побыть. Чего непонятного? — еще и слегка подталкивает девушку в бок, выпроваживая на улицу.

— Нет уж, — рыжая вцепляется в его футболку коготками. — Мне от тебя необходимо получить море подписей и обсудить серьезные рабочие моменты. А если вы друг к другу прилипнете, толку не будет. И не смей третьей сюда запихиваться! — оборачивается, предупреждающе выставляет указательный палец вперед. Это уже угроза мне: — Без тебя тесно!