Вскоре мне представился случай убедиться, что не только мне не дают покоя воспоминания о нашей встрече. В те дни Джо посещал семинар профессора Колумбийского университета Фрэнка Танненбаума о Латинской Америке. На него приехал Рауль Роа Гарсия, сын новоиспеченного министра иностранных дел при правительстве Фиделя, сам недавно назначенный представителем Кубы в ООН. Раулито Роа рассказывал студентам о задуманной Фиделем аграрной реформе на Кубе, что конечно же не могло не привести к обсуждению событий в Гватемале. Когда встреча закончилась, гость попросил моего брата задержаться, но не для того, чтобы продолжить разговор о политике, а чтобы передать «личное сообщение от Фиделя».

– Твоя сестра – всегда желанный гость кубинского государства, – такими были его слова. – Мы ее примем наилучшим образом.

Роа говорил серьезно, и я поняла, что очаровала Команданте, когда всего через три дня после возвращения «Берлина» в Нью-Йорк в квартире брата зазвонил телефон. Я готовила и сняла трубку, продолжая помешивать желатин. Женщина-оператор международных переговоров поинтересовалась, приму ли я звонок с Кубы. Тарелка выскользнула у меня из рук и разбилась на тысячу осколков. Тут я услышала голос Фиделя.

– Это ты, немочка?

– Да, да, да! – прокричала я, не в силах сдержать волнения. – Ты позвонил, ты не забыл обо мне!

– Я человек чести, – ответил голос, от которого я таяла и плавилась изнутри.

Он спросил, не хочу ли я приехать на Кубу, и я, ни секунды не медля, взволнованно ответила: «Да, да, конечно!», не думая ни о чем, кроме возможности снова находиться рядом с ним.

– Завтра я пришлю за тобой самолет.

С воодушевлением я принялась складывать вещи. Я не собиралась просить разрешения у Джо, потому что была уверена: он не разрешит, даже если я попытаюсь его убедить. Так что я ему ничего не сказала, а на следующий день взяла канцелярскую кнопку и прикрепила ее на карту мира. В то самое место, где была изображена Гавана. Я вышла из дома 4 марта 1959 года в сопровождении трех кубинцев, которые приехали за мной: капитана, чье имя я не помню, Педро Переса Фонте и Хесуса Янеса Пеллетье, известного как «человек, спасший Фиделя». В 1953 году, исполняя обязанности военного инспектора тюрьмы Бониато в провинции Сантьяго-де-Куба, он сообщил о попытке отравления адвоката, осужденного после нападения на казармы Монкада.

Вчетвером мы направились в аэропорт Айдлуайлд (сегодня он носит имя Джона Кеннеди) и сели на борт самолета кубинских авиалиний. Кроме нас и стюардессы на воздушном судне никого не было. Мне подали кофе и пудинг и принесли выпуск журнала «Богемия». Так началось путешествие, которое навсегда изменило всю мою жизнь.

Мы приземлились в Гаване, где нас уже ждал джип. На мой вопрос о том, куда меня везут, они ответили одним словом, которое для Кубы и для меня на ближайшие несколько месяцев вмещало все:

– К Команданте.

Я не получила никаких разъяснений и по дороге, но когда мы добрались до отеля, я его узнала. Это был «Гавана-Хилтон», где я несколько раз завтракала с papa во время круизных стоянок на острове. Тогда я и подумать не могла, при каких обстоятельствах снова окажусь здесь. И уж менее всего – с кем. Я была взволнована, ведь вот-вот увижу его, буду с ним. Не было даже тени страха, только предвкушение. Чувства переполняли меня, и я изо всех пыталась сдерживаться, чтобы вести себя как приличная девушка.

Сердце билось так часто, что казалось, я вот-вот взлечу. Лифт поднял нас на 24-й этаж. Коридор был полон сидящих на полу «барбудос» с ружьями и в военной форме, в которой они, должно быть, спустились с гор и в которой я их видела на корабле. Пока я шла по коридору, все мне улыбались и вели себя предупредительно. Фидель занимал номер 2408, рядом с комнатами Эрнесто Че Гевары и некоторых других ближайших соратников, например, его брата Рауля или Камило Сьенфуэгоса. Янес Пеллетье открыл дверь, мы вошли, и он сказал:

– Подожди Фиделя здесь, он скоро придет.

Он отдернул штору, открыл балконную дверь и удалился, оставив меня одну осматривать комнату, пропахшую дымом сигар. Первым делом я вышла на балкон, и от вида, открывающегося на порт Гаваны, у меня захватило дух. В этот раз «Берлина» там не было, и меня кольнуло чувство вины и одиночества. Я загрустила, думая о papa: он еще не знал, что его малышка снова ослушалась и ввязалась в очередное приключение, в этот раз вдали от него.

В любом случае пути назад не было: я зашла слишком далеко, и единственное, что мне оставалось, – ждать Фиделя, так что я занялась исследованием номера. Из-под кровати высовывался гранатомет (об него я потом постоянно буду спотыкаться), в шкафу стояли ружья, пара военных ботинок и пара английских туфель, а в пластиковых пакетах для прачечной лежала военная форма. Проходя по комнате, заглядывая туда и сюда, я увидела портреты Фиделя, подаренные ему разными людьми, какие-то вещи, что он принес с гор, карты, коробки, несколько соломенных шляп, бутылки с пивом, сигары «Ромео и Джульетта», нижнее белье, трусы-боксеры… Я вошла в ванную комнату, чтобы умыться, и там обнаружила лосьон после бритья, но не нашла ни бритвы, ни лезвий. Я подняла подушку с кровати и понюхала ее. Матрас еще хранил следы его тела. Позже я узнала, что он никогда долго не спал.