Я оглядел мгновенно воцарившийся в доме хаос, бросил у порога походные мешки и шагнул вперёд.

– Собери всё, – негромко наказал побледневшему Илиану, в глазах которого тоже стояли слёзы, – да сполосни в воде, сейчас ужинать будем.

Притянул сына к себе, поцеловал в высокий, умный лоб. Мальчишка потянулся ко мне жадно, истово – соскучился по родительской ласке, одиноким чувствовал себя в собственной семье. Старшие-то братья всё вместе держались, а от младшего компании никакой, так что среднему приходилось чаще играть самому. В деревне тоже привечали больше крепких и бойких детей, а таких, как Илиан, худых да любопытных, обыкновенно гнали прочь, искать счастья в другом месте. В кого уродился мой средний сын, я не знал, но прекрасно понимал, что он совершенно другого теста, нежели первенцы. Нуждался в ласке да внимании, вот только не мог я, не находил времени их оказать…

Илиан бросился на пол, ползать да собирать рассыпавшиеся овощи; старшие братья без указаний последовали примеру, быстро отыскивая закатившиеся картофелины и бросая их обратно в чугунок. Октавия раздражённо ставила на стол тарелки, не произнося более ни слова, и я как никто другой понимал её в этот миг. Сам провёл целый год в усталости, криках и раздражении; знаю, чего ожидать от собственных детей. И как после этого Тёмный под руку подбивает или за язык тянет – тоже помню…

– Тихо, тихо, – попросил, протягивая руки к Олану. – Я здесь…

Младенец продолжал орать и вырываться, мотал головой из стороны в сторону, молотил меня слабыми ручками; задыхаясь от рыданий, втягивал в себя воздух через силу, со свистом. Я молча прошёл с ним в угол, на груду сброшенных шкур, уселся там, баюкая на руках истошно вопящего сына. К тому времени, как мои домочадцы расставили на столе посуду и снедь, я успокоил Олана достаточно, чтобы сын позволил мне обнять себя и шептать на ухо всякие глупости. Младенец слушал и улыбался. Понимал ли? Или просто нравился голос? Великий Дух, да я был бы благодарен, если бы Олан хотя бы узнал меня!

Заигравшись с ребёнком, я не заметил, как слабые ручки дёрнули за отворот рубашки, раз и другой, и как поддалась растрепавшаяся шнуровка полотна, обнажая шею и часть груди. Брызнули на свободу серебристые блики воздушного артефакта, заплясали на стенах драгоценные россыпи светлых пятен, и неясной сферой закружились под моей кожей тысячи мелких ураганов.

Я поспешно запахнул рубашку; одной рукой получилось не очень ловко, и пока я возился со шнуровкой, мои поражённые домочадцы успели разглядеть всё, что я так старался от них скрыть.

– Сердце воздуха, – не глядя, ответил на немой вопрос Октавии. – То, за чем явились маги. Нужно идти в их гильдию, чтобы от него избавиться. На днях отправлюсь.

Эффект от моих слов оказался бурным и напрочь перекрыл удивление от чудесного зрелища.

– Когда отправишься? – звенящим голосом поинтересовался Никанор. – Снова? Надолго?

Куда как дольше, чем в прошлый раз, сын!..

– Всё расскажу, – пообещал я, – только вначале поужинаем.

Обещание сдержать не удалось: как только последняя картофелина была съедена, а от вяленой рыбы остались одни кости, в дверь негромко постучали. Олан к концу ужина заснул у меня на руках, утомившись от собственных криков и угревшись в отцовских объятиях; а потому дверь визитёру открыла Октавия, пока я осторожно поднимался из-за стола.

– Я к Сибранду, – первой проронила Деметра, поскольку молчание у дверей затянулось, а я со своего места не видел позднюю гостью.

– Ну проходи, – хмуро пригласила свояченица, хотя с места так и не сдвинулась.

Бруттскую колдунью неприветливость приёма не смутила: решительно отстранила мозолистую руку, заслонявшую ей проход, шагнула внутрь, тут же встретившись со мной взглядом. Деметра пришла в свежем платье, со слегка влажными волосами – никак, баней у Хаттона воспользовалась – и я слабо позавидовал: сам-то с дороги ни переодеться, ни умыться не успел. Выглядела бруттская колдунья на удивление хорошо: блестели светло-карие глаза, сияли, отражая огонь очага, золотисто-каштановые волосы. Даже лицо, чьи заострённые черты мне поначалу казались серыми и невыразительными, светилось мягким внутренним светом.

Я глазами указал на спящего Олана и кивнул наверх, приглашая за собой. Мои старшие сыновья притихли, разглядывая гостью, и Деметра проследовала к лестнице под перекрестными взглядами моих любимых домочадцев. Вслед понеслось ворчливое «баб здесь только не хватало» Октавии и громкий шёпот Никанора и Илиана, но все объяснения я оставил на потом: не время.

Поднявшись в спальню и уложив Олана на своей кровати, я обернулся к Деметре. Колдунья разглядывала моё жилище внимательно, но без праздного любопытства, и я немного успокоился: в прошлый раз ведьма, подобная ей, принесла в мой дом одно только горе. Быть может, сейчас всё будет по-другому? Великий Дух, помоги!

Деметра между тем времени даром не теряла – решительно задвинула занавеску, скрывая нас от взглядов снизу, скинула с себя меховой плащ, перебросив через спинку плетёного стула, растёрла подмёрзшие ладони.

– Отойди в сторону, – велела кратко.

Я подчинился, отошёл от кровати, внимательно разглядывая сосредоточенную, суровую колдунью. В глазах её уже плясали знакомые янтарные огоньки, а по пальцам то и дело пробегали бело-голубые разряды, хотя сама Деметра всё ещё молчала и не двигалась с места. Взгляд её, напряжённый, пронзительный, был направлен на Олана, а лицо…