Дигитальный объект может восприниматься так, как воспринимается природная объективность – видимые и красочные формы бытия, тексты, операционные системы, бинарные коды, поля и элементарные частицы. Но этот тип редукционизма не скажет много об этом мире 60 .

Если следовать генезису дигитальных объектов, возникает понимание того, что объекты формируют ту среду, в которой живет человек, и дают нам новую интерпретацию бытия в дигитальной среде 61 .

В этой среде возникают своя система письма и чтения и пути экстериоризации, дающие ключ к пониманию ухода от анализа естественных и частично технических объектов.

«Паутина» с момента своего возникновения понималась как пространство имен или как именное пространство, поэтому можно говорить о поворотном пункте метафизики и глубокой модификации ее смысла. Семиотические объекты, такие как философские понятия, обретают черты, подобные техническим объектам. Это позволило теоретические поля различных эпистемологий и онтологий рассматривать в качестве частей общего охватывающего пространства науки референции 62 . Человек в качестве подлинного универсума заимствует из нее слова и тексты, создавая из них свой мир, подлинность которого удостоверяется его видимой мудростью. На самом деле, коль скоро философские идеи приобретают функциональный характер, становится гораздо легче заставить их сосуществовать, признавая, что «третье дано», не отрекаясь при этом от логического требования последовательности.

Так что такое подлинность? Подлинность превращается в эффективность построения своего мира в «паутине». Этой цели и подчиняется культ истины, переставая тем самым быть приоритетным культом объективного знания. Данная объективная реальность утрачивает самодовлеющий характер. Она превращается в материал, в средство формирования ресурса. В этом смысле внешняя реальность – это всего лишь хаос, пополняющий ресурс. Внутренняя структура, порядок, гармония или дисгармония не имеют самостоятельного смысла. Смысл имеет характер ресурса. Это значит, что из ресурса можно получать самые различные следствия в зависимости от субъективных устремлений пользователя. Многообразие пользователей превращает ресурс в своеобразный исток хаотичных следствий. Два взаимосвязанных тезиса: «хаос – это исток ресурса» и «ресурс – это исток хаоса» образует действительность оксюморонной реальности. Если это реальность универсума, то как возможна философская система, относящаяся к сущности этой реальности, и как возможна ее объясняющая и предсказывающая сила?

Она представляется возможной относительно интенции как подлинности цели, возникающей в конкретной ситуации здесь и сейчас.

Можно ли проследить воздействие «философии паутины» на решение цивилизационных проблем общества или же «философия паутины» – это всего лишь концептуальная потенция?

Если с этой точки зрения посмотреть на реалии жизни, то можно увидеть, что «философия паутины» отражает происходящие в общественном сознании сдвиги. Эти сдвиги выражаются в распространении субъективной онтологической инженерии, приводящей к непредсказуемому решению практических проблем общественной жизни.

В этом и проявляется предсказывающая сила «философии паутины». Проверка этой предсказывающей силы может происходить в конкретных сферах практической жизни. Именно там можно видеть реальные следствия применения онтологической инженерии.

В качестве иллюстрации можно обратиться к такой жизненно важной проблеме, как создание новых учебников для школы.

Так, например, авторы учебника по литературе для 8-го класса средней школы Р.Н. Бунеев и Е.В. Бунеева создали учебник, который выдержал три издания (2001, 2005, 2008) и был рекомендован Министерством образования и науки Российской Федерации. Министерство зафиксировало, что учебник «соответствует федеральному компоненту государственного стандарта». Таким образом содержание учебника утверждается как общий стандарт, определяющий тип мышления учащихся средней школы.

Каков в этом контексте тип мышления создателей учебника? Для них реальный литературный процесс – это некое хаотическое состояние, которое должно быть упорядочено определенным образом и превращено таким образом в учебник. На входе – своего рода литературная бесконечность (хаос). На выходе – созданный «порядок» литературных персонажей, предназначаемых для изучения: Маяковский, Блок, Гоголь, Чехов, Булгаков, Гоголь, Левитанский, Чехов, Вяземский, Чехов, Тушнова, Фет, Шекспир, Тарковский, Мольер, Ахматова, Монтень, Евтушенко, Карамзин. Очевидно, что на «выходе» также возникает хаос.

Здесь нет и не может быть «логики» литературного процесса, как нет и необходимости оснований ценностной и эстетической иерархии литературных произведений. Здесь отсутствует исходное основание традиционной философской онтологии, но присутствует онтологическая инженерия, которая превращает интенцию авторов в закон построения материала как исток подлинности, которая фиксируется Министерством образования и науки. Об истинности или неистинности изображения литературного процесса здесь речи не идет, ибо нет их критерия. К чему это приводит? Сознание, сформированное в традициях философской онтологии, реагирует на получаемый результат самым негативным образом. Так, известный журналист А. Минкин, анализируя содержание учебника, воскликнул: «Сколько дури в этом учебнике!» 63 . Это – очевидная эмоциональная оценка.

Однако возникает и фундаментальный теоретический вопрос: является ли столь своеобразное упорядочение литературной словесности логическим следствием влияния «философии паутины» или же сама «философия паутины» является следствием онтологической переориентации общественного сознания? Очевидно, что тенденции реализации «очищения онтологического горизонта» возникает и без непосредственного влияния «философии паутины». В качестве иллюстрации можно представить радикальную позицию, сформулированную известным журналистом Александром Невзоровым в статье «Мертвые мальчики как старинная духовная “скрепа”» 64 .

Конец ознакомительного фрагмента.