Третья тема: правдивый анализ прошлого. В ФРГ на нем была построена вся денацификация (в широком смысле слова, не только правовая). Почему это так важно, даже неотвратимо? Современный режим, безусловно, имеет опору в широких массах (здесь не важно, что поддержки разных социальных групп, слоев разные – и по силе, и по мотивации). Важнейшей составляющей частью этой опоры является неадекватное представление о прошлом, которое с помощью СМИ внедряется (с успехом) в общественное сознание. Более того, режим находит свою легитимацию именно в этих представлениях. Следовательно, необходимо неправде противопоставить правду. Нужен убедительный, ясный, мужественный мессидж обществу. Практически это должно сопровождаться активной просвещенчески-воспитательной работой.

Четвертая тема: ясное самоопределение России в мире. Это внешнеполитическая тема, но и не только. У П.Б. Струве есть работа 1908 г. («Великая Россия»), в которой он весьма убедительно показывает, как внешняя политика государства определяет его внутреннюю политику. Это была, понятно, неожиданная позиция, вразрез с общепринятой. Но, конечно, Струве прав (это не отменяет правильности и общепринятой). – Заметим, как меняется наша внутренняя политика вслед за внешней. Так вот, мы должны определенно заявить: каков внешнеполитический вектор России. С какими цивилизациями нас объединяют ценностные основы, с кем нам стратегически выгодно союзничить? Думаю, ни у кого сомнений нет: при всех наших сложностях и особенностях это евроатлантическая ориентация. Пора заканчивать всякие игры с «восточничествами». Такой подход не отменяет элементов «Realpolitik», не настраивает нас против Китая, исламского мира и т.д. – Не менее существенной частью нашей ориентации является позиция по наследию СССР, СНГ и т.д. Что мы здесь хотим и можем? Главное – Украина.

В этой программе также должно быть сказано, что именно необходимо преодолеть. – П.Б. Струве гениально заметил: на Западе идея социализма – регулирование в условиях перепроизводства и совершенно несправедливой, по сути разрушающей основы общества системы распределения-потребления. На историческую сцену является социал-демократия, профсоюзы и кейнсианство. Они упорядочивают рынок, минимизируют его издержки, делают государство социальным, профсоюзы важнейшим субъектом политики etc. В то же время «недостатки» социализма купируются господством частной собственности, рыночной конкуренции, политической и экономической мощью капиталистического класса. Национализация и приватизация становятся двумя разными сторонами одной медали. Но не социальной альтернативой.

В Россию, говорил Струве, социализм пришел регулировать народное хозяйство в условиях дефицита. Это, кстати, весьма обычный для русской истории способ. Понятно, что черносотенец Сталин годился для этого дела больше, чем международные авантюристы Ленин, Троцкий, Зиновьев. Вообще для Русской Системы дефицит – норма, а не «слабость». Она может функционировать в условиях вынужденной «диеты». Накопление потребительского жирка усложняет жизнь Системы, поскольку за этим следуют: а) рост ожиданий (потребительских запросов), и как бы эти запросы ни удовлетворялись (хуже, лучше), они всегда превышают получаемое; аппетит приходит во время еды, тогда и начинают говорить о дефиците; при Пахане помалкивали, там на кону была жизнь, а не живот; в этом смысле проще было; здесь корни сталинолюбия нынешней Популяции; б) усложнение всех сфер и отношений социальной жизни, появление новых общественных сил, интересов; запрос на информацию, изящные искусства, спорт, туризм, самодеятельность и самостоятельность; отсюда рукой подать до инакомыслия и инакоповедения; а по пятам за всем этим крадется «разврат»; недаром и Замятин, и Оруэлл «разлагали» тоталитаризм с помощью эротизма.

Гайдар-чубайсовский капитализм 90-х – это отказ от регулирования в условиях дефицита. Пусть само все образуется. На деле это оказалась «прикрытием», за которым последовало молниеносное обогащение кучки властителей и проходимцев. При этом на «дуван» кинулись не только «жадною толпой стоящие у трона», но и многомиллионные массы (не все конечно) бывшей «новой исторической общности». Им, правда, досталось немного либо вообще ничего. Однако здесь важна сама интенция – «сарынь на кичку».

Когда передел – в общих чертах – достиг определенного насыщения (заметим: русский социально-хозяйственный передел никогда не останавливается; это к нему удивительно подходит: «движение все, конечная цель ничто»; если когда-нибудь «конечная цель» станет реальностью, то закончится русская общественная реальность; останутся одни «реальные пацаны», а это при всей их завораживающей брутальности-витальности маловато для социальной жизни), явился В.В. Путин. На смену толстому мальчику Тимуру (Егору) и его команде пришел ленинградский паренек с рабочей окраины («за фабричной заставой, где закаты в дыму, жил парнишка…») с отрядом чекистов-международников. Советская власть выучила и дала все, что могла, этим детям рабочих. И они остановили совершенно безответственный грабеж родины. Они приступили к делу ответственно. Путинская система – это комбинация регулирования и рынка в условиях дефицитарно-бездефицитарной экономики. То, что имеется в наличии (включая и наличку), подлежит регулированию. В смысле перераспределения в пользу регулировщиков. То, чего в наличии нет и что составляет дефицит, отдано, как и в 90-е, «рыночной стихии». Там ему место.

В высшей школе мое (и не только мое) поколение учили: социализм придет вслед капитализму, как его отрицание. И это так. Свидетельствую: я жил в обществе, которое отвергло капиталистический (демократически-рыночный) уклад в пользу социалистического гибрида тюрьмы, казармы и санатория. Но затем произошло неслыханное. Советский социализм породил в качестве высшей своей фазы не коммунизм (здесь Энгельс и Суслов ошиблись), а капитализм. Который вырос из социализма – психологически, нравственно, структурно, организационно etc. Более того, этот новый русский капитализм не утратил и своей социалистической субстанции. Еще более того, путинский капитализм-социализм, подобно западному устройству, – медаль с двумя сторонами. И никакой социальной альтернативы капитализм и социализм в России начала XXI в. собой не представляют.

Одно отличие от Запада: там социал-демократический капитализм работает на б'oльшую часть общества (средний класс, «социальная плазма», по Р. Дарендорфу), здесь социалистический капитализм – на меньшую (верхи и их прислужников, «властная плазма», по моей терминологии). – Должен сказать: путинская модель устойчива и непротиворечива. – В свое время русская история нашла свою формулу в самодержавно-крепостническом – общинно-передельном режиме. Самодержавный царизм закабалил население России, поместил его в формат общины, где шел перманентный передел земли. Это был эффективный способ процветания верхушки за счет народа, который с тех пор занялся делом, которое вскоре станет привычным, органическим – кормить дворян и отправлять передел. – Сегодня в России сложилось типологически сопоставимое. Самодержавное президентство «поместило» население в формат перманентного «рыночного» передела небольшой материальной субстанции в условиях денежного дефицита. Население вновь занято привычным делом. Та же его часть (все не нужны), которая необходима для обеспечения процветания «властной плазмы», мобилизуется ею и сносно оплачивается. Мы пришли или вернулись к знакомой диспозиции: самодержавие (бесконтрольная власть), опирающееся на передел. Или иначе: передел как основной социальный процесс и инстинкт, «обеспечиваемый» самодержавием. Подобно христианской Троице они единосущны, но не слиянны.