— Мисс Вылкаст, вы…, пардон, ты грубо нарушаешь достигнутые ранее договорённости, — презрительно-холодным голосом сообщил Тим. — Никакой речи о всяких третьих лицах не было и в помине. Не было, я сказал… Поэтому вынужден всерьёз задуматься о полном разрыве наших деловых отношений. Ибо, как любил говаривать один известный древнегреческий философ…

— Мэри Толедо, — перебила его брюнетка. — Рада познакомиться с вами, старший инспектор Белофф. Наслышана и всё такое прочее.

— Общения не состоится.

— Неужели, я не похожа на проститутку?

— Нет, к моему великому сожалению, — смачно сплюнул под ноги Тим. — По глазам видно. Да и по манере говорить. Да и по прочим характерным ухваткам… Потише мычи, зараза! — рыкнул — между делом — на несчастного таксиста, всё также сидевшего у стены. — Разговаривать, гнида, мешаешь…

— Значит, я, по вашей личной градации, отношусь к четвёртой категории женщин? То есть, к потенциальным шлюхам?

— Получается, что так. К моему большому сожалению… А ты, мисс Вылкаст, ещё — ко всему прочему — и трепло кукурузное. Не ожидал, право слово.…Всё, симпатичные дамы. Разговор закончен. Вынужден…

— Стоп, Белофф, — в очередной раз перебила его черноволосая красотка. — Пора заканчивать этот дурацкий и совершенно несмешной спектакль. Время поджимает… Итак, я прихожусь родной правнучкой фрекен Хелене-Анне Ларсен. Правда, только сегодня нашла свою знаменитую родственницу и познакомилась с ней. Даже толком — из-за ваших мутных дел — и поговорить не успела… Что такое, Брут? Молчишь, не ругаешься, выражая тем самым полное недоверие к вышесказанному?

— Не ругаюсь и не выражаю, — вежливо улыбнувшись, подтвердил Тим. — Потому что верю. Я вспомнил, где уже сегодня видел точно такие же светло-голубые глаза… Что же, рад за фрекен Хелену. Теперь она больше не одинока. Искренне рад.

— Это в корне меняет дело?

— Безусловно. И переходим на «ты».

— Замётано… Значит, я уже не отношусь к четвёртой категории — по градации брутального старшего инспектора Белофф? А к какой тогда? К первой? Ко второй?

— К полуторной, надо думать.

— Большое спасибо, — надменно усмехнулась Мэри. — Польщена… А теперь, Брут, подвинься. Осмотрю мычащего дяденьку. Я, видишь ли, являюсь дипломированным врачом. Специализация — психиатрия. Правда, практики давно уже не было. Но, всё же…

Минут пять-шесть провозившись с приболевшим таксистом, она объявила:

— Принципиально — ничего страшного, убийственного и фатального. В том смысле, что процесс вполне даже обратим.

— А диагноз-то какой? — не преминула уточнить (латышка, как-никак), дотошная Илзе.

— Глубокая депрессия, обусловленная спровоцированным психозом. Временное помешательство рассудка, если говорить по сути.

— Временное? Это как?

— Объясняю. Если сейчас на больного продолжить орать дурным голосом, топать ногами и без устали рассказывать о безобразных пытках, то его болезненное состояние, непременно, усугубится. То бишь, пациент вполне может стать сумасшедшим уже на постоянной основе. Если же данного дяденьку поместить в полный покой, да под надзор опытных врачей, да вколоть соответствующих успокоительных препаратов, то он, век на круизных судах не кататься, очень быстро пойдёт на поправку… Правда, возможны и побочные негативные последствия-эффекты. Например, в виде частичных провалов памяти, локального заикания и хронического недержания мочи… Ещё будут вопросы?

— Может, стоит того…, — виновато вздохнув, замялся Тим. — Ну, позвонить в местную медицинскую службу?

— Обязательно позвоним, — заверила Мэри. — Только чуть попозже. А сейчас я предлагаю незамедлительно покинуть данный переулок. Во-первых, крайне нежелательно, чтобы нас засекли рядом с этим мычащим телом. Какой в этом прок? Правильно, абсолютно никакого… Во-вторых, на двадцать три пятнадцать назначена встреча с потенциальным злодеем, а нам ещё надо немного пошептаться-посовещаться.

— Встреча — с потенциальным злодеем?

— Ага, с ним самым. Всё, шагаем. Поговорим по дороге…

Они, сделав быстрым шагом небольшой полукруг по городским переулкам, выбрались на одну из центральных (главных), улиц Лонгьира. На, заметьте, пустынную и практически безлюдную улицу.

Только с разговором-совещанием, увы, ничего не получилось: зажглись, вспыхнув одновременно, уличные фонари (двадцать два ноль-ноль, пора), и тут же — словно бы по чьей-то незримой команде — улица заполнилась разнообразным народом: и несуетливыми местными жителями, и шумно-беспечными туристами.

— Моя вина, — негромко покаялся Тим. — Совсем вылетело из головы. Лопухнулся. Старею, не иначе…

Одни встречные прохожие на троицу не обращали ни малейшего внимания. Зато другие с Тимом вежливо и уважительно раскланивались, а на его спутниц таращились с удивлением и…

— И с ярко-выраженным сексуальным интересом, — зло прошипела Илзе. — То бишь, с пошлым вожделением и откровенной похотью… А, кажется, я догадалась, в чём тут дело. Ведь, ты же, Тимофей…

— Брут. Точка.

— Ведь, ты же, Брут, общаешься — применительно к женскому полу — только с проститутками? В свободное от работы время, я имею в виду?