На протяжении 1960-х годов, однако, была проделана огромная работа как в концептуальной, так и в технической сферах, которая и сделала возможным дальнейший прорыв в сфере разоружения. И в этой связи хотелось бы отметить прежде всего концепцию «контроля над вооружениями», которая была сформулирована в работе Т. Шеллинга и М. Гальперина «Стратегия и контроль над вооружениями», вышедшей в свет в 1961 г. [Shelling, Halperin, 1961]. В данной работе решительно отвергалась сама возможность всеобщего и полного разоружения в обозримом будущем, а военная сила рассматривалась как важнейший инструмент внешней политики. По мнению авторов, военная мощь, в том числе и ее ядерный компонент, будет и впредь определять характер международных отношений. В этих условиях сама постановка вопроса о разоружении является нереальной и даже вредной; вместо разоружения авторы предлагали концепцию «контроля над вооружениями». Основные цели «контроля над вооружениями», по мнению Шеллинга и Гальперина, сводились к ослаблению угрозы возникновения войны, сокращению расходов на военную подготовку и, наконец, снижению издержек и потерь, если война все-таки случится. Фактически авторы предлагали не покончить с гонкой вооружений, а «приручить» последнюю.

Именно эти взгляды были положены в основу концепции советско-американских переговоров по ограничению и сокращению вооружений, которые начались в конце 1960-х годов. Так, в сентябре-октябре 1968 г. СССР и США удалось согласовать цели предстоящих переговоров:

– поддержание стабильности американо-советского стратегического баланса за счет согласованных ограничений на наступательные и оборонительные вооружения;

– демонстрация готовности США и СССР к ограничению своих стратегических сил перед лицом мирового сообщества, с тем чтобы предотвратить нарушение режима нераспространения;

– предотвращение неограниченной гонки вооружений и связанных с ней напряженности, нестабильности и расходов;

– улучшение взаимопонимания между СССР и США посредством постоянно действующего процесса обсуждения стратегической ситуации [Батюк, 2012, c. 231–232].

К концу 1960-х годов Москва и Вашингтон уже были готовы принять ту форму диалога по проблемам стратегических вооружений, которая оставалась неизменной вплоть до начала XXI в., до российско-американского Договора о сокращении стратегических наступательных потенциалов 2002 г.:

1) диалог по стратегическим вооружениям – это дело исключительно двух «сверхдержав»; другие государства, и даже ядерные державы, к нему не допускаются;

2) предметом этого диалога являются средства доставки стратегических вооружений, но не ядерные боезаряды;

3) в ходе этого диалога Москва и Вашингтон исходят из понимания наличия тесной связи между оборонительными и наступательными стратегическими вооружениями.

Свою роль сыграли и перемены в военной стратегии двух сверхдержав: к концу 1960-х годов и американское, и советское руководство пришли к пониманию того, что победоносный первый ядерный удар невозможен и необходимо ориентироваться на такие решения в сфере военной подготовки, которые гарантировали бы укрепление стратегической стабильности.

Огромное значение имело также радикальное изменение соотношения военных сил в мире в 1960-е годы. Именно тогда был достигнут примерный паритет между США и СССР по стратегическим наступательным ядерным вооружениям. С конца 1960-х годов и по настоящее время совокупный ядерный потенциал России и США находится в соотношении 9:1 с ядерными силами всех остальных, объявленных и необъявленных, ядерных государств, и в этих условиях вполне логичным выглядело то обстоятельство, что именно Москва и Вашингтон взяли на себя основное бремя ответственности за успех контроля над вооружениями.

Следует указать также и на чисто технические достижения, такие как появление спутников-шпионов и совершенствование методов радиотехнической разведки на протяжении 1960-х годов. Так называемые «национальные средства контроля» позволили снять проблему верификации, во всяком случае, в отношении количественных и качественных параметров стратегических средств доставки ядерного оружия.

Перевод процесса ограничения и сокращения вооружений из многостороннего в двусторонний формат, постановка более реалистичных задач, таких как укрепление стратегической стабильности, решение проблемы верификации, – все это позволило на протяжении 1970–1980-х годов добиться эпохальных прорывов в сфере контроля над вооружениями. Достаточно упомянуть такие судьбоносные советско-американские договоренности, как:

– Договор по противоракетной обороне 1972 г. (Договор по ПРО);

– Временное соглашение между Союзом Советских Социалистических Республик и Соединенными Штатами Америки о некоторых мерах в области ограничения стратегических наступательных вооружений 1972 г. (ОСВ-1);

– Договор об ограничении подземных испытаний ядерного оружия 1974 г.;

– Договор между СССР и США об ограничении стратегических наступательных вооружений 1979 г. (ОСВ-2);

– Договор о ликвидации ракет средней и меньшей дальности 1987 г. (Договор РСМД);

– Договор между Союзом Советских Социалистических Республик и Соединенными Штатами Америки о сокращении и ограничении стратегических наступательных вооружений 1991 г. (СНВ-1).

Это был невероятный прорыв – особенно в сравнении с ситуацией, которая имела место на протяжении первых 25 лет ядерного века. Успех, достигнутый Москвой и Вашингтоном в деле контроля над ядерными вооружениями, позволил оздоровить международную обстановку, отодвинуть угрозу мировой термоядерной войны и, несомненно, способствовал продвижению контроля над вооружениями и в многостороннем формате. Нет сомнений в том, что без этих советско-американских договоренностей не было бы таких многосторонних соглашений, достигнутых уже в 1990-е годы, как Договор об обычных вооруженных силах в Европе (ДОВСЕ), Конвенция о запрещении разработки, производства, накопления и применения химического оружия и о его уничтожении и Договор о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний (ДВЗЯИ).