В последнем она была права: при всем желании красивыми нельзя было назвать ни ее лицо, ни тело; даже бугорки коричневого купальника с лиловыми разводами были расставлены слишком широко и торчали скорее жалобно, чем привлекательно. Но Звонцов знал, что природа редко открывает своих истинные намерения, и эта девочка через пару лет может расцвести не на шутку. Поэтому он посмотрел на нее и повторил с нажимом:

– В твоем возрасте и с твоей красотой ходить одной за территорию не следует. Мы отправимся вместе.

– Вы что – со мной звонить пойдете?!

– Пойду, какие проблемы? Мне все равно тут делать нечего.

– Правда-правда?

– Правда-правда. Иначе бы не предложил..

– Ой… ну вы вообще… – девочка посмотрела на него, словно оценивая. – За что вы хотите мне помочь?

– Ни за что, – просто ответил он. – Сил нет смотреть, как ты тут каждый день выпрашиваешь у моря погоды. Прямо сегодня и пойдем. Какая в твоем Омске разница с Москвой? Два часа?

– Три.

– Значит, с местным – шесть. Тебе когда лучше звонить – вечером?

– Да без разницы. Если… – девочка запнулась, не находя нужного слова. – Если он трубку возьмет, то все равно когда. А если нет, подавно по барабану.

– Можем после завтрака и двинуться.

– После завтрака не выйдет. Меня бабуля стережет от и до, на пляж поведет под конвоем. Мог только после обеда.

– Значит, после обеда она тебя уже не стережет? – не удержался Звонцов.

– Стережет круглые сутки, как пес без цепи. За ворота одну не выпускает, здесь разговаривать ни с кем не дает. Я только и отвоевала себе полчаса у моря постоять, пока она на завтрак умывается. И то, увидела сейчас нас с вами на одном топчане – убила бы обоих одним ударом. Но после обеда спит, как дубина.

– Дубина только бока ломает, – поправил он. – А спит, наверное, колода.

– Ну колода, без разницы. Падает на два часа, кувалдой не разбудишь. Вот тогда я могу с вами в город.

– А ты почему не спишь? – Звонцов спросил невольно; сам он с недавних пор тоже полюбил спать после обеда.

– А мне лень спать, – не задумываясь, ответила девочка. – Устала.

– Отлично!

Он кивнул, не подумав о том, как может быть лень спать.

– Когда бабуля уснет, ты за мной зайди. Я живу в старом корпусе, второй этаж, номер седьмой, ближний к морю. Постучишься в дверь.

Девочка улыбнулась – молча и благодарно.

– Ну ладно, если так, – он поднялся, собираясь на завтрак. – Все тайны Мадридского двора обговорили. Жду тебя после обеда. В ресторане и на пляже мы с тобой не знакомы.

– А мы и так не знакомы, – они хихикнула. – Меня, кстати, Саша зовут. А вас?

– Виктор, – ответил он.

Коротко, как в давние времена, когда в каждом отпуске знакомился с новой женщиной. Хотя те знакомства, необременительные и ни к чему не обязывавшие, оставляли в душе сущее ничто.

– А по отчеству?

– Николаевич, – он вздохнул. – Замучило меня это отчество, всю жизнь никто по имени не зовет.

– А вы кто? Директор банка?

Саша взглянула с интересом.

– Нет, – Звонцов усмехнулся. – А что?

– Да ничего. Просто у нас в классе есть мальчик, Игорь Агеев. В коттедже живут и четыре кондиционера. У него отец в каком-то банке начальник кредитного отдела. Агеев говорил, его отца даже родственники только по отчеству называют.

– Нет, я не директор. И даже не начальник кредитного отдела. Куда там? Я простой профессор. Московский университет… ну неважно какой, сейчас их много, ты все рано не знаешь. Кафедра… тоже неинтересно. Занимаюсь литературой.

Он сам не знал, зачем выложил свои регалии – тем более, что вряд ли они могли впечатлить современного подростка. Но тут же понял, что в последнем ошибся.

– Неслабо!

Девочка подкинула ногой свой радикальный сланец и ловко подцепила обратно прямо в воздухе.

– Литературный профессор из Москвы поведет меня к турецким туркам звонить в Омск, который лежит не за морем…

Снова увидел Сашу он во время обеда, когда сидел над чашкой любимого турецкого супа из протертой чечевицы. Девочка – в желтой майке, но в тех же шортах – шагала за очень мощной и очень мрачной пожилой женщиной, рассекавшей полуголую толпу с напором ледокола. Проходя мимо, девочка улыбнулась из-за бабушкиного плеча – он заговорщическим жестом приподнял ладонь над столом.

Вернувшись в номер, Звонцов побрился во второй раз – что никогда не мешало при его густой растительности, но чем он давно пренебрегал – принял внеплановый душ, пригладил ежик и надел свежую гавайскую рубашку. Он сам не знал, зачем так делал – скорее всего, по профессиональной привычке всегда выглядеть хорошо, когда предстояло какое-то важное дело.

А дело предстояло важное; проблемы девочки явно были нешуточны, хотя их можно было решить без проблем.

Стук прозвучал осторожно, но настойчиво – он подумал, что пришла горничная с уборкой.