Шрифт:
Уже наверху Избигнев нашёл гнедого конька, видно, оставшегося без всадника, вскочил в седло и, видя, что галичане, не выдержав натиска Изяслава, отступают, бросился в сторону лагеря Владимирки.
…Угры перешли-таки через Сан, оттеснив Серославову дружину, и тогда князь Владимирко, не выдержав, ринулся с основной своей ратью им наперерез. Сеча закипела бешеная, никто не хотел уступать. Храбро бился и сам Владимирко, и его дружинники, но и король Геза немало супротивников срубил своей рукой, и молодой Мстислав Изяславич, приведя своих переяславцев и чёрных клобуков королю на помощь, с горячностью, поднимая десницу с окровавленным мечом, разил одного галичанина за другим.
– Ты за нас ныне бьёшься, а мне стыдно напрасно стоять! – велел объявить он Гезе.
Приход Мстислава, его прорыв через ров, в котором ещё недавно мирились Избигнев с Нестором, и решил окончательно исход боя. В час, когда молодой отрок добрался-таки до своего князя, вокруг того осталось совсем мало воинов.
– Отходим! К городу! – крикнул разгорячённый схваткой Владимирко Избигневу.
Страшной силы ударом меча он свалил с коня наседавшего справа угра и, увлекая за собой ратников, в ярости и отчаянии врезался в тесно сомкнутые вражеские ряды.
Им удалось прорваться. Галопом понеслись скакуны по полю, взлетали с холма на холм, хрипели, понукаемые всадниками. Уже перед самыми воротами Перемышля Избигнев обернулся и, к ужасу своему, понял, что скачут они с князем вдвоём. Всех остальных или настигли и порубали угорские и переяславские конники, или попали они в полон. В продолговатый червлёный щит [106] , которым отрок прикрывался от врагов, впилось несколько калёных стрел.
На городской площади перед хоромами Владимирко устало сполз с седла. С раздражением сорвав с головы золочёный шелом, весь покорёженный, со следами от сабельных ударов, он тотчас поспешил укрыться в тёмных переходах. Избигнев неторопливо спешился и, тут только почувствовав наваливающуюся на плечи усталость, направил стопы в гридницу [107] .
106
Червлёные щиты – щиты воинов, багряного или ярко-малинового цвета.
107
Гридница – помещение в княжеском дворце для младшей княжеской дружины. В гриднице часто устраивались пиры, проходили торжественные приёмы.
Состояние было какое-то странное, перед глазами всё ещё стояла картина битвы, он как наяву видел падающих под копыта воинов в кольчугах, видел кровь, а в ушах раздавался свист смертоносных стрел. Было опустошение, и ещё был Нестор со своей улыбкой и со словами: «И чего мы тут делим?»
Глава 7
В гриднице стояла непривычная тишина, лишь пара челядинов едва слышно проскользила между столами. Избигнев устало расположился на лавке, намереваясь предаться отдыху. Всё тело его тряслось, как в лихорадке, он ещё словно был там, в гуще неистового боя, видел кровь, смерть, ярость. И ещё был Нестор, его улыбка как будто успокаивала Избигнева, дарила юноше надежду, что война эта кончится и настанет мирная жизнь.
«Нет, рати – это не моё, не мой удел, – думал Избигнев. – Уж лучше в монахи подамся, чем так… Всюду убиенные, рати нескончаемые. И кому от того польза?»
Вот отец, боярин Иван Халдеевич, был муж суровый, к своим двоим сыновьям строгий, больше ругал их, мог и ударить, ежели что. Человек жестокий, прямой, хотел, чтоб и сыны были такими же, чтоб шли напролом к своей цели, переступая через кровь, если того требовали обстоятельства.
Нет, он, Избигнев, не смог бы, как отец, рубить головы смутьянам. Не в том видел юноша свою стезю. Наверное, Нестор – тот совсем не такой человек, как отец. Где он теперь? Жив ли остался, а может, сложил голову там, у брода? Вон сколько ратников полегло с обеих сторон!
Мысли отрока прервал шум шагов и громкие голоса. Гридницу заполняли галицкие дружинники.
– Отстали вои [108] Изяславовы и угры. Двор загородный княжеский узрели, бросились жечь и грабить, нам и удалось в городе скрыться, – рассказал Избигневу сын боярина Домажира Иван, рослый плечистый увалень, косая сажень в плечах. – Воевода Тудор к Галичу отошёл, Серослав тож бежал, не ведаю куда. Еже и побили, так более болгар да сербов. Своих немного мы потеряли.
108
Вой – воин. Воями называли не профессиональных дружинников, а набранных на время войны ратников из крестьян и горожан (ополчение).
– Что ж, сербы и болгары – не люди, что ли? – Избигнев горько усмехнулся. – Тоже, чай, у многих жёны, да матери, да чада малые.
Иван не ответил, лишь недовольно передёрнул крутыми плечами да стал снимать в нескольких местах повреждённую кольчугу.
– Отрок Избигнев! – протиснулся в гридницу княжеский слуга. – Князь тя кличет!
Избигнев быстро подхватился и поспешил по переходу за челядином. На стенах мерцали факелы, длинные тени тянулись вдоль бревенчатых стен. Большой чёрный кот, заметив приближающихся людей, шмыгнул куда-то в сторону, бесшумно сокрывшись в темноте.
…В просторной палате на цепях висели хоросы. Несколько перемышльских бояр сидели возле стены. Здесь же был и епископ Алексий, облачённый в чёрную рясу, с украшенной драгоценными каменьями панагией на груди.
Князь Владимирко лежал на широкой лавке. Пшеничная борода лопатой была всклокочена, поднята вверх, он слабо постанывал, шевелился под синим парчовым покрывалом с вытканными грифонами и львами.
Избигнев отвесил князю земной поклон. Заметив его, Владимирко приподнял голову и слабым голосом прохрипел: