Мьёль этого еще не осознает, но я уже нащупала нить подлого замысла. Ему не нужна жена, ему не нужно ничего, кроме власти. А маленькая северная принцесса — лишь первый шаг на пути к ней.

— Сука хотела меня заклеймить, — налитыми, красными от злости глазами говорит Артур, когда от Мьёль остается лишь сломанная оболочка. — Надо поучить ее смирению.

Дружки солидарны с ним. Один бросает в огонь большущий медальон, и когда тот начинает плавиться — вынимает, придерживая окровавленными трусиками новобрачной. Вручает господину, а тот впечатывает медальон в израненное тело.

— Кричи! — громким шепотом требует он. — Кричи, сука!

Мьёль не издает ни звука. Смотрит в потолок сухими глазами и что-то беззвучно бормочет. Ни новые оплеухи, ни пинки не заставляют ее открыть рта. В конце концов, им надоедает молчаливая игрушка.

Артур укладывается рядом с ней на постель, потрясая смятыми записками.

— Скажешь кому-то — и я вскрою вашу порочную семейку. Знаешь, что с вами сделают?

Она знает. Мы знаем.

И пока плешивый жирный боров громко храпит, я готовлю план мести.

Тсссс, маленькая северная принцесса, мы убьем их всех.

Свадебные торжества длятся десять дней. По настоянию моего отца это время я должна провести в родном доме, чтобы отбыть к жениху в положенный час. Мьёль проводит в постели три дня, не встает и не разговаривает. Артур приставил к ней привезенную им же горничную. У нее нет мизинцы на правой руке, и она не произносит ни слова. Молча делает свою работу: убирает все следы ночного глумления, моет госпожу, приводит в порядок ее волосы, одевает и кормит с ложки, потому что Мьёль отказывается принимать пищу.

И все это время я прячусь в этой тихой уничтоженной оболочке, боящейся собственной тени и, в то же время, не боящейся уже ничего. Кажется, если ее бросить волчьей стае, она будет улыбаться, пока звери станут рвать ее плоть.

На четвертый день праздничных торжеств Мьёль теряется в забытом саду, чтобы приникнуть к статуе и от души поплакать. Я знаю, что ей больно и стоит больших усилий ничего никому не рассказать, ведь так хочется получить хоть каплю сочувствия. Но у нее нет ничего, кроме слез. И снов, в которых она уходит так далеко, что становится невидимой даже для меня. Немного раздражает и злит, что, пусть и ненадолго, она выпадет из поля моего зрения, но у меня все равно нет выхода.

Логвар приходит туда так внезапно, что Мьёль не сразу замечает его присутствие. Еще бы, ведь он никогда не появлялся здесь, а в последнее время вообще игнорирует наше присутствие.

Я беру Мьёль за шиворот и быстро, пока она не начала сопротивляться, швыряю в пропасть своей черной души. Я знаю, что брат пришел, чтобы поговорить: его хмурое лицо и злой взгляд выражают нетерпение.

Злость вскипает во мне и мгновенно выстреливает к самому горлу. Сглатываю, пытаясь держать себя в руках, и дарю брату самый холодный взгляд, на который только способна. Что теперь ты желаешь говорить?

— Мьёль… — говорит Логвар, разглядывая меня с ног до головы.

И когда его взгляд опускается на мои обкусанные до крови ногти, что сейчас покоятся на коленях, в глазах цвета шторма не остается и капли злости. Теперь брат растерян, обескуражен. Как будто разговоры о том, что в спальне младшей принцессы каждую ночь происходит что-то ужасное, ни разу не оскверняли его слух.

— Чего тебе? — безразлично осведомляюсь я. Хвала Богам, что во мне осталось безразличие «другой Мьёль», и я могу сколько угодно его черпать. — Потерял что-то?

— Хотел… повидать тебя, — говорит он все еще не в силах оторвать взгляд от моих изувеченных пальцев.

Я поднимаюсь на ноги, стряхиваю снег с колен и плотнее заворачиваюсь в шаль. Лишь после этого Логвар моргает и становится прежним собой.

— Ну и как тебе роль жены этого хряка с арбузным хвостом вместо члена? — спрашивает он с заметной колючей иронией.

Что? Я едва не захлебываюсь от желания исполосовать его лицо своими обкусанными до крови ногтями. Это была бы та еще пытка для нас обоих, но именно этого я страстно желаю: крови и боли. Чтобы отрезветь, проснуться ото сна, в который меня то и дело окунает его рассерженный взгляд.

— Странно, что ты решил спросить об этом только теперь, ведь даже не счел нужным прийти на брачное торжество.

— Думаешь, я этого не хотел?!

Брат в два шага оказывается около меня и, чтобы не дать себе волю, закладывает руки за спину. А я провоцирую, подаюсь вперед, почти горю от желания насладиться болью, которую он может мне подарить. Болью, которая сотрет воспоминания об издевательствах Артура. Мы смотрим друг на друга, тяжело дышим и пар из наших ртов сбивается в сизые облачка, рисуя причудливые образы двух сплетенных страстью обнаженных тел. Боги, помогите мне, но я безумно, еще сильнее, чем прежде, нуждаюсь в нем. Возможно потому, что теперь знаю, какого вкуса его поцелуй. И потому что у меня нет ничего, кроме одного единственного касания наших губ в ту ночь, когда я решила ему открыться.