Нет, но Тарин начала подумывать, что ей следовало бы начать их принимать.

Она нахмурилась, полностью игнорируя сказанное Эстер.

— Как вы вообще попали в мой дом?

— Через дверь. Она была не заперта.

Нет, это неправда. Однако спорить она не собиралась.

— Откуда вы знаете, где я живу?

— Мне известно, где живут все хорошие писатели.

Боль стала нестерпимой.

— Я не писатель, — настаивала Тарин. — И никогда не была.

Эстер с покровительственным видом похлопала ее по руке.

— Именно это сказал Эрнест Хемингуэй, когда я отправила ему «Прощай, оружие!», но вы знаете, что, в итоге, он сделал.

Ладно, у них у обеих поехала крыша. Но безумие — это не единственное, что не давало ей покоя.

— Вы можете вернуть Спархока?

Эстер тяжело вздохнула.

— Нет.

Услышала столь ненавистный ей ответ, глаза Тарин наполнились слезами. Ей даже думать не хотелось о том, что они больше не увидятся.

Эстер наклонилась вперед и тихо сказала:

— Но вам это под силу.

Тарин сглотнула от вспыхнувшей надежды.

— О чем вы? Думаете, я бы сидела сложа руки, если бы могла что-то сделать?

— Милая, вы уже можете. Как думаете, почему вы слышите в своей голове его голос?

— Я сошла с ума.

Эстер рассмеялась и покачала головой.

— Нет, милая. Вы писатель, поэтому и слышите его.

И мы снова там, откуда начали.

— У меня нет на это времени…

— Вспомните, несколько недель назад у вас был странный сон о мужчине, пробиравшемся сквозь чащу леса? — перебив ее, спросила Эстер.

Тарин резко закрыла рот. Этот сон несколько дней не давал ей покоя, и она все пыталась понять его значение. Она никому о нем не рассказывала. Даже Джанин.

— Откуда вы об этом знаете? — спросила она старушку.

Эстер пожала плечами, словно в этом не было ничего странного.

— Именно я навеяла вам этот сон. Я — хранительница романтических историй.

— Что?

— Хранительница, — терпеливо повторила Эстер. — Таких как я несколько десятков. Мы хранители всех книг, как написанных, так еще и не написанных.

Тарин собиралась позвонить в полицию, когда вдруг ее спальня превратилась в гигантскую библиотеку.

С бешено колотившимся сердцем Тарин огляделась вокруг. Блестящие стеллажи, уставленные тысячами книг в кожаных переплетах. Это самое невероятное зрелище, которое ей доводилось видеть.

— У меня окончательно поехала крыша.

— Нет, дорогая. Я знала, что вы не поверите, пока не увидите собственными глазами, — заверила ее Эстер, теперь одетая в светящуюся красную мантию. Она шла между рядами стеллажей, ласково проводя пальцами по краю резного дерева. Очевидно, старушка холила и лелеяла каждую вещицу в этом помещении.

— Где находится это место? — спросила Тарин.

— Скажем просто, это что-то иное. На земле не существует… определенного места.

Эстер подошла к полке справа от нее и провела рукой по корешкам безымянных авторов.

— Это все еще ненаписанные книги. Каждая из которых — особенное творение. Я одна из хранителей. Наша священная задача — следить, чтобы книжные герои попадали к писателю, способному правильно их воспроизвести. — Она пристально посмотрела на Тарин. — Вам было суждено стать писателем, Тарин, но вы сбились с пути. Помните, ребенком вы постоянно писали о людях, которые говорили с вами, стоило лишь прикрыть глаза?

— Да, — согласилась она, — и мама говорила мне, чтобы я перестала витать в облаках и сосредоточилась на том, что важно, — добавила Тарин в свою защиту.

Эстер вздохнула.

— Терпеть не могу, когда такое происходит. Из-за этого мы теряем так много замечательных историй. «Будь практичной. Хватит слушать персонажи, которые жаждут жить». Вот поэтому у нас есть люди, подобные Спархоку, так же навсегда потерянные для нас. Это огромная трагедия.

Тарин нахмурилась.

— Что значит так же?

Эстер махнула рукой в сторону стальной сводчатой двери за спиной Тарин.

— Это Хранилище «Потерянных душ». Туда мы отправляем книги с восставшими персонажами.

— Восставшими?

Она кивнула.

— Понимаете, персонажи еще не написанных книг остаются всего лишь задумкой, ожидая завершения своей истории. Задача хранителей отправить идею — как правило, первую главу или фрагмент из более поздней книги — писателю. Он постоянно всплывает в сознании писателя, пока он наконец не сядет и не напишет рассказ. Если автор не смог уловить идею и перенести ее на бумагу, тогда персонажи попадают во временную петлю, вынужденные раз за разом переживать одну и ту же сцену, иногда с незначительными отклонениями, пока монотонность не сводит их с ума. Они начинают злиться и могут восстать против писателя и хранителей.