Айрин

— «Будь в том, в чём тебе удобнее всего», — ворчала я, разглядывая содержимое шкафа.

Ничего путного на мой взгляд там не находилось: платья, платья, туники, опять платья. И все такие нежные, лёгкие, невесомые. Длинные, да, но меня это не утешало — даже просто смотря на них я казалась самой себе голой! Чёрт, да мне в шёлковом халате, и в том уютнее было. Не знаю, откуда такое необычное и со всех сторон странное восприятие, но мне казалось, что если я надену одно из них, то буду выглядеть слишком… слишком желанно, что не входило в мои планы вообще. Как в этом случае может быть удобно? Хотя, может это я просто себя накручиваю?

Он же сказал: «в чём удобно». А удобно мне в халате, значит, так и пойду. И ничего, что от этого ещё хуже, потому что слишком уж похоже на интимную домашнюю обстановку. Подумаешь, халат! Зато шёлковый! Да и какая разница, в чём быть одетой, когда он так на тебя смотрит…

Эти его пристальные взгляды, которые, казалось, проникают не только под одежду, но и под кожу, оголяя душу, вытягивают все твои секреты… Яркие и притягательные зелёные глаза, в которые всё равно хочется смотреть.

Чёрт! Я тряхнула головой. Не те мысли и в неподходящее время.

Я глубоко вздохнула, расправила плечи и вернулась к зеркалу. Положив руки на живот, стала себя рассматривать. Несмотря на все мои уверения, халат смотрелся ничем не хуже самих платьев: завязывался он под грудью, а к низу расширялся почти в «солнышко», становившись похожим на очень элегантное платье. Я сама себе нравилась, очень. А большой живот вовсе не казался безобразным, как утверждали некоторые из моих беременных подруг. Как раз наоборот. И это немного пугало.

— Ну, что, малышка? — обратилась я к дочери. — Мама выглядит достаточно скучно, чтобы у некоторых не возникло ненужных мыслей?

В ответ, словно ребёнок и правда понял, что к нему обращаются, он ощутимо толкнулся. Я улыбнулась.

— Да, согласна, не о том я переживаю.

Вздохнув ещё раз, я нерешительно оглянулась на двери. По моим ощущениям десять минут уже прошли и за мной вот-вот должны были прийти. Но вместо того, чтобы покорно и спокойно ждать спутника в комнате, я, повинуясь внезапному желанию, решительно шагнула в сторону прозрачной стены.

В лицо тут же ударил ветер, заставивший от неожиданности вцепиться в стеклянную дверь. Но лёгкая обескураженность тут же прошла, стоило мне как следует, своими глазами, а не в воспоминаниях Саши, рассмотреть раскинувшийся под стенами величественного замка пейзаж. Простор и мощь природы оглушали, заставляя сердце колотиться, словно припадочное. Величественные деревья, бескрайние просторы, запах ветра и свободы… Я сделала один единственный шаг на балкон и едва не закричала от восторга. Это было восхитительно, волшебно, непередаваемо прекрасно! Я не понимала, что именно со мной творится, но ощущение, что я вот-вот взлечу от переполнявших меня чувств. Я раскинула руки в стороны и, закрыв глаза, полностью отдалась этому завораживающему и пьянящему ощущению.

Как Саши могла добровольно заточить себя в стенах замка? Как смогла обуздать эту странную тягу? Мне казалось, что каждая травинка на земле, каждый листик на кустах и деревьях, каждая пылинка в воздухе зовёт меня с собой. Нос щекотали тысячи разнообразных запахов, а слух улавливал малейший шорох. Вот совсем рядом пронеслась небольшая птица, громко хлопая крыльями. Вот в траве зашевелился ёж. Он так смешно пофыркивал, что я не удержалась и открыла глаза, желая рассмотреть это маленькое чудо, и ахнула в изумлении. За всеми этими восторгами я даже не подумала, что нахожусь слишком далеко, чтобы быть в состоянии уловить хотя бы что-то. Но вопреки всему я видела того самого ежа, как будто кто-то взял и нажал на zoom, приближая нужную картинку. В растерянности я переводила взгляд с одной детали на другую, пока неосознанно не посмотрела на руки. Шарахнувшись назад и впечатавшись спиной в стеклянную преграду, я таращилась на свои руки с ненормально удлинёнными серебристыми когтями и не могла пошевелиться. Перед внутренним взором показалась красавица снежная рысь, томно потягивающаяся, словно после сна. Она поднялась на лапы и посмотрела на меня. В её желтых глазах читалась такая гамма чувств, что у меня перехватило дыхание. Захотелось тут же погладить её, почесать за ушком… Но рысь лишь фыркнула в ответ на мои мысли и, потоптавшись на месте, вновь улеглась, положив морду на передние лапы. А я вынырнула из этого странного состояния и глубоко вздохнула.

Да уж, из нас двоих, моя вторая ипостась оказалась более ответственной, потому что, в отличие от меня, сразу вспомнила, что во время беременности обороты слишком опасны. Но меня оправдывает хотя бы то, что я растерялась и не ожидала ничего подобного. Воспоминания Саши давали многое, но лишь в теории. Что на самом деле испытываешь, когда оборачиваешься — я не знала, поэтому и не смогла уловить момент перехода в частичную трансформацию. Конечно, всё придёт ко мне с опытом, тут никто не спорит, но всё равно внутри поселилось давно забытое чувство нетерпения. Когда хочется всего и сразу, и чтобы побольше, побольше! У меня такой дикий азарт был только в университете. Заучкой я не была, но учиться любила до одури. Вокруг было столько всего интересного, что я просто не понимала остальных одногруппников, которые только и делали, что ныли о несправедливости Бытия и сложности заданий. Лично я так не считала и с радостью познавала новое. И вот теперь у меня, своего рода, второй шанс не только в жизни, но и в любимом увлечении — я могу столько всего узнать! Нет, определённо нужно поступать учиться в школу магии! Хотя бы на тот курс, где дают лишь теоретическую базу. Во всяком случае, чего-то особенного в воспоминаниях леканши я не увидела, из чего можно смело сделать вывод, что помимо второй ипостаси и прилагающихся к ней бонусам в виде улучшенных «шести чувств», способности зажечь свечку, в крайнем случае, светлячок, — Саши ничем другим не владела. Только не ясно, не умела или и правда недостаточно магии внутри…

Вздохнув ещё разок, я вернулась в комнату, чтобы тут же замереть на пороге. Оказывается, Шанрэл уже был здесь и, удобно расположившись в кресле, наблюдал за мной. На нём была просторная светло-зелёная рубашка, заправленная всё в те же бежевые «джинсы» и мокасины, которые тут назывались «домашними туфлями». Выглядел он таким… своим, что внутри вновь проснулись странные желания: подойти к нему, сесть на колени и просто посидеть в его крепких объятьях. Щекам моментально стало жарко, а взгляд заметался по комнате, ища в окружающей обстановке спасения от смущения.