— Да ты не переживай особо, таким, как ты, рано или поздно непременно ломают нос.

Павлицкий заулыбался совсем уж довольно, словно ему только что отвесили самый приятный комплимент за всю жизнь.

— Кир, может, как-то разберемся мирно? Без катаклизмов. Анна Георгиевна по сути права, постановления об аресте ведь у тебя нет. Пусть девушка пообещает, что спокойно посидит в нашем славном городе и больше не станет так уж сильно переживать. А Анна свет Георгиевна дочку проконтролирует. Ведь так, уважаемая Анна Георгиевна?

Теперь я поняла, почему мама назвала Ника Павлицкого именно скользким. Он как будто исходил патокой, незаметно для окружающих поливая ею все острые углы. Хитер жук, такого бы в дипломаты. Хотя за что-то же, по маминому мнению, должны Павлицкому сломать нос.

— Проконтролирую, Павлицкий, уж не сомневайтесь, — соблаговолила согласиться мама.

Левин ей, кажется, ни на грош не поверил, и хотел что-то сказать, но второй маг метко заехал ему по ребрам. Точней, хотел по ребрам, а попал, кажется, по печени. А мужчины же вечно не соизмеряют свою силу… Словом, пожелай мы с Яной и мамой сбежать в тот момент, Кирилл Александрович был бы не в состоянии нам хоть как-то помешать. Даже жаль его стало, так согнулся, бедолага.

— Ник, я тебе обещаю, только дай в себя прийти, и нос у тебя действительно будет сломан. Я этим лично займусь.

Мама посмотрела на эту живописную скульптурную группу, и с видом античного философа изрекла:

— Врут все люди про мужскую дружбу.

Левин простонал что-то, наверняка с ней соглашаясь.

— Соня, бери чемодан и за мной. Поживешь у меня, под приглядом, пока еще чего не учудила. Янка, чтобы мне на глаза не меньше месяца не показывалась. Левин, ко мне домой являешься либо с постановлением, либо с тортом и шампанским, а то велю мужу тебя с лестницы спустить.

Я задумчиво посмотрела на надзирающего инспектора и пришла к неутешительному выводу, что для отца эта проблема слишком уж масштабна, даже несмотря на то, что папа у нас мужчина и сам не мелкий.

— Все поняли, Анна Георгиевна, — закивал вместо Левина Павлицкий. — Как пожелаете, так и будет. Вас домой отвезти?

Мама сплюнула через левое плечо.

— Упаси боже с тобой связываться. На такси доберемся. Я бы к тебе в машину не села, даже если бы пришлось до дома из аэропорта пешком идти.

Мать подошла и схватила меня за руку, потащив за собой, как я тащила бы чемодан. Оставалось только, покорно понурившись, брести за ней следом навстречу своей горькой судьбе. То, что стоит мне остаться с родительницей с глазу на глаз, как общение с Левиным покажется мне мечтой, сомнений не оставалось. Я слишком хорошо знала свою мать…

Проходя мимо магов, я посмотрела на них с тоской и надеждой, но Кирилл Александрович так и не смог до конца разогнуться, а Павлицкий вмешиваться и вовсе не собирался, его все происходящее, кажется, даже веселило. Этакий трагикомический спектакль.

— Дал же бог такое наказание на старости лет, — раздраженно приговаривала родительница, буквально таща меня к остановке такси, безо всякого стеснения расталкивая других желающих покинуть Толмачево. Разумеется, ее никто не пытался остановить, люди просто покорно пропускали возмущенную женщину крайне бальзаковского возраста и косились на нее тревожно, почти испуганно.

Люди, простые, самые обычные, они ничего не знали о магии и колдовстве, и в большинстве своем даже в них не верили, но чуяли наделенных силой каким-то странным, почти сверхъестественным чутьем, и сторонились. Этакая беспричинная тревога, от которой невозможно избавиться, как ни старайся.

Хотя вот меня никогда не выделяли среди прочих, будто бы и не ведьма я вовсе, а совершенно заурядный человек.

Водитель такси покорно вышел, чтобы помочь с моим чемоданом. Глаза у него были стеклянными, совсем неживыми, и нам он не сказал ни единого слова.

— Что с ним? — тихо спросила я, с подозрением глядя на мужчину.

— Так быстрей, — передернула плечами мать и буквально запихнула меня на заднее сидение такси, а потом только уселась рядом.

Значит, морок напустила. Или голову задурила. Так сразу и не сказать.

— Как только у тебя ума хватило, вот скажи мне? — принялась распекать меня мама, гневно сверкая зелеными глазами. — Бежать. Словно преступница. Так меня опозорить — это еще нужно уметь…

Я отвернулась к окну, а потом и вовсе к нему привалилась, наслаждаясь холодом. Если закрыть глаза, можно представить, что я одна. Вот если бы еще и уши закрыть.

— И чего это мы морду воротим, барышня в белом пальто? — и не подумала оставлять меня в покое мама.

Самое лучшее, что можно было сделать — просто промолчать. Ей надоест минут через пятнадцать-двадцать, не позже. Только бы сдержаться и не вымолвить ни единого слова. Стоит только подкинуть дров в топку маминой злости — и она до ночи не уймется.