Осенью начнется новая стадия моей жизни. Большой город, крутой вуз, новые возможности. Я предвкушаю саму учебу, ведь здесь работают лучшие педагоги штата, а некоторые предметы преподают лучшие преподаватели страны. Приезжают известные политики, экономисты и мыслители. Я буду жить в культурном центре Далласа, самого современного города Техаса. И моооожет быть, у меня появится бойфренд.

С этим чувством победы и предвосхищением новой главы я возвращаюсь на два месяца в Иваново. Экстерном сдаю экзамены и подаю документы на получение визы. У меня есть две недели, чтобы повидаться с родными и передохнуть, прежде чем начинать новый учебный год.

В конце июля, в 12 часов ночи, мы садимся в машину и едем в Москву, чтобы в 5 утра встать в очередь в посольство. По приезде мы оказываемся уже не первыми. Мы занимаем место и следующие 3,5 часа до того, как откроют двери, мы с мамой чередуемся: то я стою очереди, а она досыпает, то наоборот.

Наконец посольство начинает работу и нас приглашают в зал. Проходим охрану, сдаем документы и два часа, пока их изучают, мы ждем интервью. Молимся и надеемся на лучшее. И вот начинается драматический спектакль. Один за другим желающих поехать в США приглашают к окошку для интервью, чтобы за несколько минут определить нашу судьбу. Мы смотрим на эмоции людей – никто из них не уходит из зала нейтральным. На лице либо восторг, либо трагедия. Это 1998 год, и возможность свободно выезжать за границу появилась в нашей стране не так давно, поэтому мы кожей чувствуем остроту переживаний.

Вот и меня приглашают к окну, спрашивают, как всегда, о цели визита в США, о моей семье в России и о том, почему я хочу учиться именно там.

Но внезапно, вместо ожидаемой путевки в новую главу жизни, на мою анкету резко наносится красный штамп ОТКАЗ.

Как отказ? Как ОТКАЗ?

За что? Почему?

– Следующий! – кричит вершитель судеб, и я медленно уплываю от его окошка с ощущением, что штамп ОТКАЗ поставили не на анкету, а мне на лоб.

Мой мир, ради которого я так много работала, внезапно разбился вдребезги. Я отрезана от моей новой судьбы одним решением безразличного человека. Он уже перевел внимание на следующую жертву, но я набираюсь смелости, возвращаюсь к окну и мягко спрашиваю:

– Сэр, почему вы отказываете мне в визе?

– Я не обязан давать никаких объяснений, – отвечает мне палач моей мечты.

Мама сидит в зале ожидания и внимательно смотрит на меня. По моим слезам она уже все понимает.

Я подхожу к ней и подтверждаю: «Отказ».

Мне кажется, что это приговор.

Теперь все точно разрушено, понимаю я. Мне никогда повторно не дадут визу в этот вуз, нам это хорошо известно. А значит, все было зря – тесты, которые я сдавала, чтобы поступить в SMU, поездки в вуз, ходатайства на стипендию. Все это теперь аннулировано, шлагбаум в новую жизнь закрылся, и изменить ничего невозможно.

Мама обнимает меня и тихо говорит: «Ну и хорошо. Отдохнешь один год дома, поучишься здесь, а потом мы что-нибудь придумаем».

Но я не хочу ничего придумывать!

Вот мое приглашение, вот моя стипендия, почему, почему этот человек решил, что я не могу там учиться?

Я в отчаянии. Это гораздо, гораздо хуже, чем остаться без денег, как случилось со мной год назад. Деньги можно найти. Но вот как повлиять на получение визы? Это вообще не в наших руках.

Мы возвращаемся в Иваново, и меня охватывает чувство поражения и страха. Три года, которые были лишь подготовкой к SMU, ничего не значили.

Всю дорогу я оплакивала свою мечту. А когда мы приехали домой, тут же написала Линде и Джорджу об отказе, чтобы предупредить их, что я не вернусь. На следующий день Линда предложила идею: приехать в колледж Наварро еще на один год. И она была готова написать ходатайство в посольство. Это был мой единственный шанс вернуться в США, но третий год в двухгодичном колледже? Это же какой-то позор.

Конечно, некоторые там учатся и по четыре, и по пять лет, постепенно набирая часы для диплома, но я за два года все успела. И еще один год в Наварро казался мне страшной потерей времени. Но Линда, чтобы у меня был какой-то стимул, предложила мне получить еще один диплом по английскому языку. И когда я прикинула все «за» и «против» Иваново и Корсиканы, я решила попробовать ее вариант.

Мне назначили новое собеседование в день моего рождения. Мы снова приехали в Москву, уже на поезде, и, как только открылось метро, поехали в храм Вознесения Господня. Мы успели на утреннюю молитву, а после мама нашла батюшку и попросила его меня благословить. Он спросил у нас, куда я еду. «Если дадут визу, то в Америку», – ответила я ему.

Мы поехали в посольство и снова повторили уже знакомую нам процедуру. На этот раз интервью было быстрым. У меня попросили документы, посмотрели их несколько секунд и попросили вернуться после обеда за готовой визой.

Через неделю я снова приехала в Наварро. В стране был кризис, поэтому спонсорская помощь была на нуле. Я больше не могла позволить себе жизнь на кампусе, поэтому по приезде нашла самое дешевое жилье: квартиру с маленькой гостиной и тремя спальнями, в которую я въехала вместе с пятью африканками. Это была ужасная дыра, граничащая с гетто, но зато стоило она всего $100 в месяц.

С работой на кампусе по-прежнему было туго. Но мне надо было найти денег, и я не останавливалась в своих попытках. Спустя неделю поисков директор ТВ-студии колледжа предложил мне техническую должность на нашем кабельном канале. Единственное условие, которое меня попросили выполнить, – взять хотя бы один курс в департаменте коммуникаций.