На столе располагались хрустальный графин, мутноватый, с отпечатками пальцев стакан, пачка разнокалиберных бумаг, древний бакелитовый телефон и тощий букетик карандашей в стеклянной банке.

По бокам топырились локти, одетые в черные лоснящиеся нарукавники. Ладони прикрывали уши владельца лысины. Они были пухлые, как подушки – возможно потому он и не слышал ничего, что происходило в комнате.

Лумумба, заложив руки за спину, принялся рассматривать картинки, развешанные на одной из стен. Что он там увидел под вековым слоем пыли – непонятно.

Я было примерился вежливо постучать по столу, но тут зазвонил телефон. Звук его, пронзительный и громкий, всколыхнул воздух в комнате, а заодно вернул к жизни лысину. Она вскинулась, человек под ней, оказавшись курносым и веснушчатым, с жирными, будто он только что ел сало, губами, схватил трубку и заорал в нее что есть мочи:

– Ну! Что? Это точно? – из телефона темпераментно запищало. – Дьявольщина! – лысый бросил трубку и увидел нас.

Наставник мой к тому времени сидел, нога на ногу, в кресле для посетителей, я же чинно пристроился у него за спиной. Лысый протер глаза.

– Вы… Хто вы? – вопросил он хрипло.

– Плохо работаете, – поругал его Лумумба. – Гнать вас надо с должности. А предварительно, непременно принародно, высечь, – мужичок побагровел и выпучил глаза, став похожим на разгневанного карася. – В вверенном вам округе, милейший, объявился Сказочник, – неумолимо продолжил учитель. – Мы зафиксировали попытку превращения в козла. Жертва скончалась на месте! Но это еще не всё… По дороге к вам мы подверглись нападению, – мужик только хлопал веками, явно не понимая, что от него хотят. – В нас пустили файербол! Прямо на улице, при всем честном народе! Вы что тут, вообще мышей не ловите? Да вам трибунал светит, милейший, за такое попустительство…

Лысый наконец смог набрать воздуха и заорал в ответ:

– Да кто вы такие?! Кто пустил!? – багровые щеки его затряслись, изо рта полетела слюна, и я испугался, как бы несчастного не хватил удар. Явственно пахнуло перегаром.

Наставник, по-моему, тоже обеспокоился. Вытащив из графина пробку, он плеснул в стакан и протянул его через стол. Лысый принял. Выпил мелкими глотками, выдохнул, занюхал рукавом… Вновь пахнуло перегаром, глаза мужичка посоловели. Однако! Вовсе не водичку на рабочем месте употребляет начальник местного отделения АББА…

– Привет вам от Товарища Седого, – мягко сказал Лумумба, когда лысый наконец свел глаза в кучу и перестал задыхаться. – Разрешите представиться: старший оперуполномоченный, майор Базиль М'бвеле. Это, – он кивнул через плечо, – мой стажер и напарник, Иван Спаситель. Наставник показал ему корочки.

– Бэ-э-э… – лысый впал в ступор, поводя рыбьими глазами с меня на Лумумбу.

– Вам должна была прийти телеграмма, – помог я из-за спины наставника.

– Не было никакой телеграммы! Знать ничего не знаю, ведать не ведаю… Никакой телеграммы в глаза не видел!

Он замахал на нас руками, будто таким образом намеревался развеять наваждение.

– Тем не менее мы здесь, и факта этого уже не отменить, – констатировал Лумумба, постучав костяшками пальцев по столешнице. Голос его зазвучал монотонно, в такт ударам. – Успокойтесь, мы не причиним вам вреда, – стук, стук… – Мы вам поможем… – стук – стук, – Всё будет хорошо… – стук – стук… Мы ваши друзья… Мы приехали, чтобы вам помочь…

Лысый начал расслабляться. Плечи его чуть опустились, со щек отхлынула багровость, к глазам вернулась осмысленность. Наконец он достал платок и вытер им лицо. Трубно высморкался, скомкал тряпицу и вновь запихал в карман.

– Извините, господа. Стресс. Я действительно не помню телеграммы.

– Ничего. Мы вас прощаем, – великодушно кивнул учитель. Стучать он перестал.

– Спасибо… Как, вы сказали, вас зовут?

Лумумба повторил. У Лысого глаза вновь съехались к переносице.

– Спаситель, – буркнул он. – Это шутки у вас такие?

– Да какие уж тут шутки. – я пожал плечами. – Детдомовские мы. Были у нас, например, Ирка Евангелие, Ленка Псалтирь, Илюха Первосвященник, Мухаммед Богородица… Даже Мойша Святой Мученик.

– Мой стажер воспитывался при Пастафарианском монастыре, – пояснил наставник. – Их макароннейшие преподобия принимали большое участие в спасении детей-беспризорников, оставшихся в живых после Распыления. Нарекали же сирот в силу своего иронического отношения к юдоли скорби, коей является наш мир.

Лысый покорно кивнул. Наливая очередную порцию из графина – руки его уже не тряслись, – он с надеждой вопросил наставника:

– Выпьем?

– Благодарствую, – прикрыл глаза наставник. – Мы сыты.