— Сейчас ситуация и расстановка сил несколько изменилась по сравнению с началом всех этих событий. В тонкости вдаваться не буду, скажу лишь, что враги у Влады ещё есть, но их стало меньше. Поэтому есть надежда, что всё получится.

Марии оставалось только обнять Бориса и уткнуться в его плечо. Тот хмыкнул:

— Не причисляй меня к лику святых, Маша. Если бы здесь совсем не пахло моим деловым интересом, ноги моей бы не было в этом деле.

— Что у тебя за интерес, Боря? — подняла заплаканное лицо Мария.

— Скажем так, я Владиславе... не совсем конкурент, — ответил тот уклончиво-загадочно. — Не бери в голову, Машенька. Мотивы не столь важны. Результат — вот что главное.

Каковы бы ни были истинные мотивы Бориса Михайловича, приглашённая им команда правозащитников взялась за дело железной хваткой. С непреклонной дотошностью они вскрывали факты злоупотреблений со стороны обвинения.

Мария выписалась из больницы в середине февраля. Лечащий врач ясно дал ей понять: права на ошибку у её организма больше нет. Либо она полностью пересматривает свой образ жизни и бережёт себя, либо ей придётся петь уже не для людей, а для Господа Бога. Если не ради себя, так хотя бы ради Ксюши Мария должна была сделать всё, чтобы её имя ещё долго упоминалось среди живых.

Владе как склонной к побегу отказали в освобождении под залог. Нанятые Борисом Михайловичем адвокаты сражались не на жизнь, а на смерть. Сила, стоявшая за обвинением, была серьёзна, но и они не лыком шиты — вцепились, как бульдоги, и было ясно, что так просто они Владу в лапы тюремщиков не отдадут. Обвинение бодро рвануло с места в карьер, считая, что осуждение Влады — вопрос бесспорный и уже решённый, но не тут-то было. Процесс забуксовал, начались дополнительные расследования, проверки, жалобы, проверки по жалобам и т. д. Позиции обвинения зашатались. Тщательное исследование доказательств открывало множество фактов произвола, притягивания за уши, да и просто подделки улик. Энергичная работа команды адвокатов привела к весомым последствиям: начались проверки в отношении самих следователей. Окончательно стало ясно, что Владу целенаправленно топили, и ниточки тянулись к таким серьёзным источникам, что не все из них представлялось возможным раскрыть и уличить в плетении интриг. Но было достаточно и того, что один за другим пункты обвинения начали сыпаться, как карточный домик.

12. Большой урожай

Удалось добиться отмены меры пресечения для Влады — её наконец-то выпустили. Мария в это время в перерыве между концертами отдыхала с Ксюшей у мамы; пока шёл процесс, она отказывалась от заграничных поездок, всё её напряжённое внимание было сосредоточено здесь, около Влады, вся её душа была к ней прикована. Телом Мария находилась на свободе, но душой сидела в камере, с Владой. Врачи ей советовали повременить с возобновлением работы, но безделье сводило Марию с ума. Она не любила и не умела предаваться праздности, поэтому начала потихоньку возвращаться на сцену. Голос её не подводил, лился с хрустальной чистотой и свободной мощью.

Лев Егорович возился в теплице, Ксюша плескалась в надувном бассейне, а Мария помогала маме собирать вишню. Урожай этим летом был просто фантастический, ветки ломились под его тяжестью, и мама недоумевала, куда всю эту вишню девать. Она уже и варенья наварила, и компота закрутила десять банок, и целый ящик в морозильном отделении под вишню отвела — а та всё не заканчивалась. А ведь ещё другие ягоды надо было обязательно заморозить на зиму!

— Ну вот что делать, а?! Я не знаю уже! — восклицала Любовь Григорьевна.

В итоге Мария купила им со Львом Егоровичем отдельный дополнительный морозильник, и счастливая мама вздохнула с облегчением. Теперь места под заморозку было вдоволь.

День был жаркий, очень хотелось пить. Мария ела сочную вишню прямо с веток, Ксюша просила свежевыжатого грейпфрутового сока со льдом, а мама один за другим поглощала огурцы — каждый насыщал свой организм влагой разными способами. Казалось бы, что может быть лучше холодной водички? Но нет, Ксюша простую воду не любила, Мария увлеклась вишней, а мама... Ну, мама опять боролась с урожаем. Огурцы тоже было некуда девать, вот и приходилось излишки уничтожать... в себя. А заодно и влагу получать, коей эти овощи так изобиловали.

За воротами остановилось такси. Мария в это время, взобравшись на стремянку, собирала вишню с верхних веток. Лев Егорович пошёл открывать.

— Мария! — послышался его голос. — Это к тебе.

Следом за ним по дорожке шёл кто-то в бейсболке, майке без рукавов, джинсах и кроссовках, со спортивной сумкой на плече. Солнце светило Марии в глаза, лицо она не видела под широким козырьком и первыми узнала руки. Каждый их изгиб она знала наизусть, знала, как крепко и нежно они умели обнимать... Сверкала пряжка ремня джинсов, стройные ноги в кроссовках ступали уверенно, чуть пружинисто. От мощной, светлой вспышки в груди Мария с тихим, коротким «ах!» зашаталась на стремянке.

— Э! Тихо-тихо, не падаем! — бросился к ней Лев Егорович.

Он успел подхватить и удержать лестницу, вернув ей устойчивость, но равновесие Марии на ней оставалось под вопросом. Из накренившегося ведёрка посыпалась на землю вишня, и Лев Егорович его забрал от греха подальше. А родные руки протянулись к Марии.

— Машенька... Осторожно. Спускайся тихонько, я тебя ловлю!

Ступеньки ускользали из-под ног, солнце слепило, посреди зноя Марию окутывали восторженно-зябкие мурашки. Нога ступила в пустоту...