И опять он говорил что-то не то и не так, что должен бы говорить этой женщине. Именно этой, потому что другим, особенно во время войны, мог говорить что угодно, особенно слов не выбирая и ни перед кем не оправдываясь.

Галина Александровна передала цветы медсестре. Велела:

– Катя, поставь в воду.

Затем уже Жукову:

– Садитесь, Георгий Константинович. В ногах правды нет.

– Если она вообще где-нибудь обретается, – сорвалось у него с языка. И он, брюзгливо опустив губы, спросил: – Будете меня слушать?

– Вы на что-нибудь жалуетесь?

– Да нет, бог миловал. Так, то тут кольнет, то там заноет.

Она засмеялась:

– Верный признак здорового человека.

И смех оказался таким радостным, как… и не знаешь даже, как его назвать.

Он тоже покхекал из солидарности. А сам все вглядывался в нее, настойчиво отыскивая в ее лице что-то такое, что поразило его при первом посещении. И лишь тогда, когда Галина Александровна подняла на него глаза, понял, что искал: тогда была весна. Но не успокоился.

– Вы когда едете? – спросила она, что-то записывая в его медицинскую карту.

– Через три дня, – ответил он, поглощенный тем, что бродило в нем: оно было новым, еще им не испытанным.

Собственно говоря, все было новым. И цветы своей будущей жене он не дарил: не принято было, считалось пережитком буржуазного прошлого, и волнения такого не знавал: был молод и самонадеян, и никакие преграды в ту пору между ним и женщинами не стояли. А тут что-то отделяло его от майора медицинской службы Галины Александровны, мерцая прозрачным пуленепробиваемым стеклом, путало мысли, заставляло говорить не то, что думал, о чем бы хотел сказать.

Жуков всеми силами своей души и ума искал, как отодвинуть это стекло в сторону, убрать преграду, их разделяющую, но ни ума, ни воли не хватало, чтобы это сделать. Перед Сталиным так не робел, как перед этой женщиной…

Он вспомнил, что забыл спросить у адъютанта, что из себя представляет майор медицинской службы Семенова именно как врач, хотя интересовала она его как женщина. Он собирался замаскировать свой интерес тем, что ему хотелось бы иметь дело с врачом более солидным и знающим, а заодно, как бы между делом, узнать, замужем она или нет. Хотел спросить и забыл. И хорошо сделал: эти адъютанты такой народ, им палец в рот не клади, сразу может раскусить его нехитрую политику. К тому же неизвестно, не приставлен ли он к тебе в качестве соглядатая… Впрочем, какое все это имеет значение. Имеет значение лишь то, что эта женщина запала в душу, что с этим надо что-то делать. И немедленно.

А немедленно – это встать и уйти. Но как раз на такой шаг и не хватало решимости. А другие шаги находились где-то за пределами его опыта.

– Говорят, в вашем драмтеатре хорошая труппа, – начал Жуков издалека, с того, что первым пришло в голову.

– Да, очень хорошая, – согласилась Галина Александровна.

– Я сейчас шел, смотрю афиша, а на ней «Бесприданница» Островского. Хотелось бы посмотреть… – Помолчал немного и, будто кидаясь с обрыва в ледяную воду: – Вы не составите компанию старому вояке?

– Отчего же? – вскинула она голову с гладко зачесанными длинными черными волосами, убранными под белую медицинскую шапочку. – С большим удовольствием, Георгий Константинович. Только не сегодня. У меня сегодня дежурство по госпиталю. А завтра… Я позвоню насчет билетов…

Он не ожидал, что она так легко согласится. Даже почувствовал некоторое разочарование. Но тут же спохватился:

– Спасибо вам, Галина Александровна, за то, что не отказали. И не извольте беспокоиться: билеты – это мое дело… Так я завтра… Вы скажите, где я вас могу встретить…

– Возле театра давайте и встретимся.

– Нет, что вы! Это невозможно! – забеспокоился Жуков, представив себя топчущимся с букетом возле театра. – Лучше я заеду за вами. – И твердо, точно отдавая приказ: – Так будет лучше.

И опять она согласилась легко, будто ей было все равно, где встречаться:

– Хорошо, заезжайте.

И, написав на бумажке адрес, протянула Жукову.

Он взял, поднялся, склонил голову.

– Еще раз большое вам спасибо, Галина Александровна, – с удовольствием и даже со вкусом произнес он ее имя. – Тогда – до завтра.

– И вам тоже… за цветы. Белые хризантемы – мои любимые. И за приглашение. Я так давно нигде не была.

Жуков нажал кнопку звонка. Дверь открылась, вошел адъютант.

– Звали, Георгий Константинович?

– Звал. Скажи, в местный театр в чем ходят наши генералы? В форме или в гражданском?

– Кто как, Георгий Константинович. Но в основном в форме.

– В форме, говоришь? Ну, хорошо. Можешь быть свободным… Впрочем, подожди. Скажи водителю, чтобы заехал за мной в восемнадцать-ноль-ноль. На квартиру.