– Так в чем проблема? – Гилли широким жестом приказал своему помощнику налить даме бокал вина. Лепрекону было все равно, что вместо вина ему налили ядреной мухоморовки, пофигу, что не в бокал, а в щербатую железную кружку. Он выхватил тару из металлических конечностей робота и тут же опрокинул все в рот. На миг его глаза стали как две орбиты Сатурна, потом из них закапали круглые и блестящие слезы. Крупный мясистый нос его счастливо хлюпнул, и Уролл пошел в пляс! Его длинные нескладные ноги ловко задирались, демонстрируя темное прошлое ушлого дельца, видимо он не чурался ни сальсы, ни канкана!

Деревья выхватили бидон и жадно захлюпали содержимым. Тут же ухнули и стали водить свои странные хороводы то в одну сторону, то в другую.

Вилли довез фею до огромной поляны. То тут, то там росли одинокие пушистые деревья, низенькие, раскидистые. У них были странные разноцветные листья, от чего казалось, что это просто большие шарики. Болотный шар, который преданно следовал за хозяйкой, с радостью лизал и пробовал все вокруг! На третьем справа дереве его язык нащупал что-то весьма странное, оно не было вкусным, не было ни горьким, ни сладким.

– Что там, Шар? – фея на подгибающихся ногах подошла к дереву. Шар сидел, преданно вывалив язык.

– Пыльца? – спросил младший темный, указав на язык питомца феи.

– Где пыльца?

– На языке!

И тут все посмотрели мутными, налитыми кровью и жаждой приключений глазами на то самое дерево. Бабочка поняла, что ее рассекретили, и стала понемногу отползать на другую сторону кроны. Фея быстро пресекла безобразие: она так стукнула дерево, что робкая молодая самка Славноморки упала к ее ногам.

– Давай это, труси свою пыльцу… сюда! – и фея расстелила на земле штору из лаборатории Гилли. Бабочка вся была в сомнении. Тогда фея поторопила ее бесцеремонным хуком справа. Взвизгнув, зажмурив пострадавший глаз, та стала трястись как в припадке. Через пару минут куча пыльцы грозила погребти незадачливых охотников с головой.

– Все, все! Лети отсюда! – обиженный взмах крыльев, в которые закуталась Славноморка, и она стала неприметным свертком в траве, быстро, впрочем, уползающим вдаль.

– Мы счас помо-оже-ем! – послышалось вдалеке, и на поляну ступили Гилли с лепреконом. Впрочем, Уролл скорее впорхнул на нее. Все бабочки, попрятавшиеся в кронах заинтересованно выглянули, оценив изящные пируэты старого скряги.

– Мы уже вытрусили одну! – показала фея кучу пыльцы, которую сейчас сноровисто закутывал младший принц. Он никак не мог свести концы с концами, в смысле, не мог решить, какой конец шторы и с каким связать. Что так, что этак, пыльца грозила высыпаться из своего убежища.

– Упакуй! – покомандовал кролик своему слуге. Тот достал абсолютно чуждый предмет для мира фей – мусорный полиэтиленовый пакет. И вытряхнул в него пыльцу.

– Мы привезли угощение! – бидон булькнул остатками пиршества. Все, включая крылатых с вожделением в глазах поползли к Гилли.

В эту ночь в лесу ухало, безумный смех пугал немногочисленных соседей до икоты. И феи, и кролики, и деревья со Славноморками – все славно отпраздновали такую хорошую охоту!

– Милая! А много ты нам сварила? – поинтересовался кролик – таверновладелец.

– Вот столь – ик- ко! – растопырила пятерню Зольда, показывая количество бидонов. Все оживились. Вилли стукнул себя лапой по пушистой груди, вызвав глухой звук, и сказал:

– Я сбегаю!

Брат царственно кивнул, и Большой кролик тут же сорвался с места. Его прыжки вызывали такие сотрясения почвы и мозгов, что все со стоном повалились на траву.

– Если тебе не нужна такая девушка, я сам на ней женюсь! – заявил младший принц старшему.

– Т-ты? – уточнила фея. Получив подтверждение в виде слюнявого поцелуя в голую коленку, расчувствовалась и улеглась ему на живот. Она стала описывать их будущую жизнь в Мухоморовке, отчего Шардак зеленел.

– Мы станем исчадием деревни! – заключила она, падая на траву, оставленная еще одним трусливым кавалером.

Вилли твердой поступью и гигантскими скачками добрался до трактира, взвалил все бидоны, найденные в лаборатории, на плечи, и тем же путем, но уже тихо и осторожно, вернулся в Лес.