Шрифт:
У меня есть друг, диакон. Как-то раз он уезжал по делам в далекий сибирский город, в ту пору на душе у него было тяжко, он был в унынии. Где христианину искать утешения? Отец диакон отправился на службу в местный храм и решил исповедаться. Он рассказал священнику о том, как тяжело у него на душе, но не стал говорить, что сам он священнослужитель. Молодой батюшка его внимательно выслушал и говорит: «Знаете, я бы посоветовал вам в ближайший месяц или два причащаться каждое воскресенье». На это диакон ему отвечает: «Так получилось, что последние несколько лет я причащаюсь каждое воскресенье и даже чаще». Батюшка был совершенно обескуражен таким ответом, помолчав, он сказал: «Даже не знаю… может быть, вам тогда, наоборот, какое-то время не причащаться?»
Многие священники сами признаются в том, что порой не знают, о чем говорить в целом ряде случаев. Какое-то время назад мой друг-священник пришел к горькому выводу: «Вот я служу священником уже четверть века, среди моих духовных чад есть люди, которые ходят ко мне на исповедь все эти годы. Они из раза в раз рассказывают мне об одних и тех же проблемах, а я никак не могу им помочь!» Это мудрый и честный священник, и, желая помочь людям, он получил психологическое образование и теперь успешно применяет полученные знания в своей пастырской практике. По-моему, он – настоящий молодец!
Священникам есть чему поучиться у психологов. И речь не только о знаниях, но и об отношении к людям. Ведь вы никогда не увидите психотерапевта, ругающего и унижающего пациента (если только этот психотерапевт не практикует провокативную терапию – наблюдать за этим жутковато), а вот священник, отчитывающий «нерадивого грешника», – это, увы, не редкость. Но ведь сам священник перед исповедью говорит, что Церковь – это «врачебница», больница, а грешник – больной, страдающий от своего душевного недуга, а не преступник на судебном процессе.
Да, психология приходит на помощь современным священникам, но и христианство не остается в долгу. Среди психологов немало верующих людей, есть даже кафедры и целые институты христианской психологии. Верующие психотерапевты исследуют не просто психологические процессы, происходящие в человеческом сознании или бессознательном, а живую душу, их задачей является помочь человеку раскрыть в себе образ Божий. Как сказала мне одна из таких психологов, «моя задача – помочь человеку стать таким, каким его задумал Бог».
И все же большинство психологов стоит не на позициях веры, а на позициях материализма. Мне показалось очень интересным и важным попробовать сопоставить два подхода к теме человеческих страхов – психологический (материалистический) и христианский (религиозный). Понятно, что это два принципиально разных подхода, вопрос в том, что именно может предложить испуганному человеку психолог-материалист, а что – священник?
Должен честно признаться, я много учился и читал, чтобы как-то разбираться в христианстве, а вот в психологии я дилетант. Ситуация осложняется еще тем, что на сегодняшний день существует множество психологических школ, и по целому ряду вопросов разные школы могут высказывать взаимоисключающие мнения, правда, конкретно по вопросам страхов у материализма в принципе выбор не столь уж велик. Говоря о подходе психолога-материалиста, я прежде всего ориентировался на работу известного современного психолога-экзистенциалиста Ирвина Ялома «Дар психотерапии» [11] . Чем примечательна эта работа? Книга адресована молодым, начинающим психологам, в ней именитый терапевт дает практические советы о том, что говорить людям в тех или иных ситуациях. В частности, в самой книге упоминается о «первичных тревогах» и о том, что можно сказать пациенту по поводу каждой из них. Ценно то, что Ялом пишет очень честно, даже на «неудобные» темы.
11
Ялом К Дар психотерапии. М.: Эксмо, 2012.
Итак, посмотрим с двух позиций – психологии и христианства – на те четыре главных страха, которые были перечислены выше.
Страх потери свободы
Часы или компьютер?
Ученик Тиллиха, знаменитый психолог Ролло Мэй (у которого, кстати, Ялом проходил терапию) утверждал, что цель психотерапии – сделать людей свободными [12] . Но Мэй был христианином (он окончил семинарию и даже несколько лет служил священником), а Ялом – атеистом. И вот первый повод поблагодарить Ялома за честность – говоря в своей книге о страхе потери свободы, он советует начинающим психотерапевтам вообще избегать слова «свобода» при разговоре с пациентом. Как обойтись без слова «свобода», говоря о страхе потери свободы? Профессор Ялом предлагает заменять его такими словами, как «ответственность», «решимость», «воля» и пр. [13] Сам Ялом не объясняет, в чем заключена опасность слова «свобода», но догадаться несложно. Для последовательного материалиста свобода является лишь иллюзией, фигурой речи. А заменять одни иллюзии пациента другими, конечно же, неправильно.
12
«Я считаю, – писал Мэй, – что работа психотерапевта должна заключаться в том, чтобы помочь людям получить свободу для осознания и осуществления своих возможностей» (May R. Freedome and destiny. New York: Norton, 1981. P. 19–20).
13
«Хотя термин свобода (выделено автором. – И. К.) и отсутствует на терапевтических сеансах, равно как и в учебниках по психотерапии, его производные – ответственность, воля, желание, решимость – заметные составляющие всех психотерапевтических стремлений» (.Ялом И. Дар психотерапии. С. 188).
Судите сами. Что представляет собой мир с точки зрения материалиста? Это огромный часовой механизм: одна шестеренка приводит в движение другую шестеренку, та – третью и так далее. Есть ли в таком мире свобода? Нет! Нет ее и в часах. Одна из шестеренок не может передумать и начать вращаться в другую сторону, и уж тем более она не может по своей воле покинуть механизм.
Ладно, ладно, сейчас меня начнут упрекать в том, что я все сильно упростил, что я описываю мир таким, каким его видели Декарт, Ньютон или Гольбах в своей «Системе природы» [14] , а сегодня рулит квантовая физика с ее принципом неопределенности и все выглядит намного сложнее. Это все так, но при этом для современной материалистической науки своеобразным «священным Граалем» является создание единой теории поля или теории всего, которая увязала бы все вокруг в единый механизм. Ну хорошо, пусть мир будет похож не на часы, а на компьютер, пусть им управляют не шестеренки и пружины, а сложная программа.
14
«Поступки людей никогда не бывают свободными: они всегда неизбежные следствия темперамента, приобретенных идей, верных или сложных понятий о счастье – одним словом, их точки зрения, опирающейся на воспитание, на примеры, на жизненный опыт» (Гольбах П. Избранные произведения: В 2 т. М., 1963. Т. 1. С. 121).
Теперь возьмем человека. Как он принимает решения? Он думает, может быть, что-то гуглит, советуется с друзьями, взвешивает «за» и «против»… «А вот и нет! – скажет материалист. – Все решения принимает наш головной мозг, а мозг – это сложно организованная материя, в нем происходят биохимические реакции, потом мозг посылает команды в другие части тела, а те их беспрекословно исполняют – вот и все». Есть ли тут место для свободы выбора? Ни капли, все заранее предопределено. Поэтому лично мне непонятно, почему в Советском Союзе – в стране, где официальной идеологией считался материализм, – с одной стороны, существовали ордена и медали, а с другой – тюрьмы? Ведь герою просто достался мозг героя (это не он так решил, не он такой хороший, просто он от папы с мамой получил такие гены), а преступнику достался мозг преступника, он в этом не виноват. Так за что тогда одного награждать, а другого наказывать? Непонятно.