– Спрашиваешь!!! – ликующе воскликнула Ева. – Это тебе не «Бочка»! Сюда с полтинником не суйся!

– А это что, солнца-то эти? – недоумевал Мурик. – Блины, что ли?..

Ева фыркнула.

– Блины! Деревенщина! Наверняка не блины, а что-то экзотическое. Помнишь, в тайском ресторане? Луч с вершины горы – помнишь? Такая огромная тарелка с этим, как его… Ой, а вот еще Last sea look! Поэзия!

– А это что? Пы… кор… – водил Мурик пальцем. – Двести сорок. Ни фига себе. Что за пыкор? Это не по-английски, – уверенно сказал он (Ева пожала плечами, нехотя соглашаясь). – Хоть бы картинки нарисовали. Лу… ко… кук. Какой-то лукокук. Двести двадцать. С луком, что ли?.. Му… мо-он, – выговорил Мурик. – Ё-моё! Полторы косых этот мумоон. Да они озверели! Это из чего – мумоон-то этот?

– Где? Да не мумоон никакой. My moon! Опечатка. Должно быть отдельно – my moon. Моя луна, короче. Ой, как мне нравится! You are my mo-o-o-on!.. – напела она и восхищенно подтвердила: – Полторы косых! С ума сойти! Ой, Мурочка, можно, я буду эту луну? Ну, пожалуйста!

Мурик крякнул.

– Да ради бога, кукленочек, – сдержанно сказал он. – Луну так луну. А мне чего?

– Ты тоже можешь луну, – великодушно предложила Ева. – Хочешь?

– Луну? – он пожал плечами. – Нет, ну а что это?

– Не знаю. Какая разница! Не бойся, за полторы косых плохого не дадут. Их бы уже всех постреляли, если б за такие бабки вермишель лопать. А, кисик?

– Это точно, – хмуро согласился Мурик. – Гм… Да ну ее. Мне бы мясца какого… рыбки там… Водочки.

– Ну и пожалуйста! А я – луну! You are my moon! my gold fantastic mo-o-o-o-on! – дразнясь, пропела она, а затем обратилась к официанту: – Скажите, вот у вас тут в меню. My moon, что ли. Что это?

– Маймун, маймун. Обед из яня, – пояснил официант, восторженно улыбаясь и кивая. – Маненьки обед из яня.

– Из какого еще яня? – хмуро спросил Мурик. – Что за обед?

– Маймун, маймун, – терпеливо толковал официант. Он показал руками что-то в размер средней щуки. – Обед из яня, понимать? Маймун. Эге?

– Что это?

– Такая маненька плохая селовека, – улыбка становилась все шире. – На деревня. Понимать?

– Маленький человек из деревни, – с натугой перевел Мурик. – Колхозник, что ли? Нет, я не буду.

– Нета, нета, не селовека, а такой прыг-прыг по деревня, – официант просто выходил из себя. – Прыг, прыг. Обед из яня! – он задрал руку и вдруг безобразно почесался, ухая и качаясь. – Понимать?

– Обезьяна! – ахнула Ева, прикладывая ладони к щекам.

– Да, да! – обрадовался тот. – Понимать! Обед из яня!

– Вареная, что ли? – скривился Мурик и сказал твердо: – Нет, все равно не буду. Я лучше рыбки какой…

– Полторы тысячи, – задумчиво проговорила Ева. – За такие-то деньги… Это тебе не антрекот.

– Это отлисно! Отлисно! – толковал официант. Глаза его блестели. – Это кусали наши сали! Понимать? Это для осень! для осень вазных людей! Целебно!

Он замолчал, с восторженной надеждой переводя взгляд с одного на другого и так переминаясь, словно готовился к бегу.

– А она в чем? – поинтересовалась Ева. – Ну, какая?

– Такой том! – заволновался официант, и даже улыбка его поблекла. – Такой калетка! Сивежа маска! Понимать? Отлисно! Цари! Тысяся лет! Целебно! – и он молитвенно воздел руки к потолку.

– Ни черта не поймешь, – заключил Мурик. – Да ну ее. Обезьяна? Нет уж. Значит, так. Это что? Вот это. Мясо? Жареное? Во, давай это. Понял? Потом. Так. Водки давай. Понял? Это что за плошка? Ты эту плошку унеси, а дай рюмку. Большую рюмку. Понял? Так. Зелень. Понял? Маринованное что-нибудь есть? Не понимаешь? Ну, блин, с ними тут наговоришься… Соленое есть? Знаешь соленое? Во народ. Слышь, Ев, они тут огурца никогда не видели. Попали. Не понял? Ну этот, как его… камамбер! Есть?

– Кукумбер, – машинально поправила она.

– Во-во. Кукумбер. Все, давай, мужик, неси. А то мы так до ночи не выпьем. После еще поговорим.

Ева колебалась, пролистывая меню.

– Ну, не знаю… А что тогда? – нерешительно проговорила она и вдруг встряхнула челкой: – Нет уж, давайте обезьяну!

Сигарета была заправлена в длинный тростниковый мундштук, доставленный официантом вместе с пепельницей. Струйка дыма тянулась вверх, пугливо отшатываясь, когда ее достигало дыхание.

– И откуда берутся такие гадкие девочки? – говорила Ева. Когда она улыбалась, глаза немного флюоресцировали. – Зачем ты со мной связался? От меня теперь не отвяжешься. Ведь не отвяжешься?

– Да ладно тебе, – возразил он. – Я и не хочу.

– А если бы даже и хотел! – она рассмеялась и протянула ладонь к его щеке. – Нет, поздно. Ведь поздно, милый?

– Поздно, – кивнул Мурик. – Это точно.

Ева взяла мундштук, неглубоко затянулась.

– Хорошо, да? И вино такое странное… Знаешь, так редко бывает по-настоящему хорошо. Как во сне. Иногда видишь такие сладкие сны… такие долгие… особенно в детстве… куда-то плывешь, плывешь… так хорошо, так сладко… и вдруг просыпаешься – бац! зима… в школу… физика… – Она вздохнула и мягко сказала, беря его за руку: – Знаешь, давай выпьем за нас. Я тебя люблю. И пускай не говорят, что жизнь – это для других. Неправда. Жизнь – это для нас. И не когда-то, а немедленно. Да? Вот прямо сию секундочку.