Шрифт:
Идя по жизни, мы проживаем большую ее часть в своей голове. Шалима, которую тоже иногда называют грубой, признается мне: «Когда твой мозг разрывается от множества идей, не умещающихся в нем, сложно быть душой компании». На самом деле мы просто наблюдаем за окружающим миром, как это свойственно многим интровертам. Эми говорит: «Спокойный – не означает сумасшедший, грустный, злой, дерзкий или высокомерный. Спокойный – значит внимательный, наблюдательный и спокойно наслаждающийся жизнью».
Когда моя соседка-экстраверт призналась, что посчитала меня стервой, я поначалу хотела в ответ высказать ей все по этому поводу. Я собиралась попросить ее не строить поспешных выводов о тех, кто демонстрирует тотальное спокойствие. Ведь быть таковым можно по многим причинам. Может быть, я еще не привыкла к обществу новых и незнакомых людей. Может, я просто погружена в себя и тщательно обдумываю свои сокровенные мысли. Или мне просто нравится наслаждаться тишиной. Не стоит торопиться с негативными суждениями.
Теперь я взяла себе за правило обязательно здороваться с соседями, когда встречаюсь с ними в подъезде. Когда я в настроении, могу даже перекинуться с ними парой слов («Привет! Классное пальто, где ты его раздобыла?»). Разумеется, я не стану целый час торчать в коридоре и поддерживать разговор, начавшийся с невинного вопроса о погоде, как будто жителям Миннесоты больше не о чем поговорить. Я также вряд ли просто так приглашу кого-то к себе на чай. Я придерживаюсь золотой середины.
Заблуждение № 2.
Стремление интровертов к уединению – антисоциально
Когда Джилл училась в средней школе, она постоянно чувствовала себя утомленной и измученной, потому что не знала, как бороться со своей интроверсией, с которой теперь отлично справляется. В итоге у нее возникли серьезные проблемы в отношениях с родителями. «Они никогда не понимали, почему я все время хотела быть одна. Думаю, что они так переживали, потому что считали, будто я впала в депрессию или употребляю наркотики, хотя я просто сидела весь вечер за компьютером, – рассказывает она. – В конце концов меня заклеймили „антисоциальной“ и пообещали в связи с этим „крупные неприятности“». Дошло до того, что школа, где каждый что-то хотел от Джилл, стала вызывать у нее невыносимое раздражение. «На занятиях я полностью уходила в себя и отключалась от внешнего мира, – рассказывает она. – Учителя постоянно вызывали в школу моих родителей и без конца объясняли, что мне необходимо включаться в учебный процесс, в противном же случае меня ожидают серьезные проблемы. Я чувствовала себя как трудный подросток или как умственно отсталая. В какой-то момент даже с ужасом ждала, что меня отправят на какую-то страшную терапию, где меня будут „лечить“ от моего нежелания учиться».
Теперь Джилл в курсе, что она чувствовала себя утомленной потому, что перенапрягалась от постоянного общения и не могла полностью восстановить свои силы. «Для меня всегда было настоящей пыткой пойти в ночной клуб, а друзья постоянно требовали уделять им внимание, как только заканчивались занятия, – рассказывает она. – Если я не посвящала им свое свободное время, это создавало новые проблемы, ведь в таком случае я становилась „плохой подругой“. Мне приходилось буквально притворяться экстравертом, чтобы справиться с этим, но в итоге меня нарекли „упрямой и самодовольной стервой“. Именно так меня называли мои одноклассники».
У Конни случилась похожая проблема. «У меня была близкая подруга. Давайте назовем ее Никки. Она была настоящим экстравертом – веселая, креативная, общительная и отзывчивая, но уж больно шумная. Ее всегда было слишком много. Она громко разговаривала, громко утешала тех, кому требовалась помощь, громко занималась творчеством и так же громко выясняла отношения со своим парнем. Ей была необходима эта внешняя социальная встряска. И когда мы, по ее словам, стали с ней близкими подругами, она при любой возможности называла меня асоциальной – и только лишь из-за того, что я не любила выставлять себя напоказ, как она».
Из описания Конни можно понять, что Никки привыкла к психологическому доминированию, – ей казалось, что она может командовать всеми. «Скорее всего, она догадывается, что каждый человек обладает своей индивидуальностью и особенностями поведения, но я не уверена, что она по-настоящему понимает это, – заявляет Конни. – Она постоянно подтрунивала надо мной из-за того, что я не хочу тусоваться с ней и ее друзьями, что в моей квартире всегда полный порядок, да и вся жизнь проходит скучно и размеренно – по крайней мере с ее точки зрения». Конни считает, что они с Никки имели диаметрально противоположные характеры. «Стоило провести всего десять минут рядом с ней – и я буквально начинала терять силы. Я испытывала страшное перенапряжение от ее шумной натуры и желания доминировать в любом разговоре. Послушайте, я, конечно, интроверт до мозга костей, но и мне тоже время от времени бывает необходимо внести свою лепту в наш диалог. Интроверсия не является синонимом асоциальности, хотя когда-то я тоже верила в эти сказки. Именно в тот момент я по-настоящему осознала себя интровертом и приняла это как данность».
Джилл и Конни стали жертвами еще одного заблуждения об интровертах: наша жажда уединения воспринимается многими как социальный протест. Это выглядит как нечто, идущее вразрез с законами общества. У экстравертов не укладывается в голове, что мы по своей воле желаем побыть одни. По их мнению, из этой затеи не выйдет ничего хорошего.
Экстраверты не замечают маленькой невидимой батарейки внутри каждого интроверта, в которой содержится наш заряд социальной энергии. Когда разговорчивая коллега продолжает рассказывать о том, как она провела выходные, а вам приходится все это выслушивать, – ваша батарейка начинает разряжаться. Когда вы вместе со всем коллективом обедаете в офисной столовой и вынуждены поддерживать разговор из вежливости, она разряжается еще больше. А потом вас приглашают на свадьбу вашего троюродного брата. Вы изо всех сил стараетесь выглядеть радостным перед родственниками, которые последний раз видели вас еще в те времена, когда вы были «вот таким крохой!», – и тут ваша энергия заканчивается. Дело не в том, что интроверты испытывают болезненную жажду одиночества. Просто оно по-настоящему лечит нас.