Это вывело меня из себя: приличная женщина не должна улыбаться Кипятку. И я не мог отделаться от мысли: что же дальше?

Наконец мы добрались до того, что Кипяток считал необычайно интересным и ради чего тащил нас в такую даль по Забытым Делам.

– Ой, как красиво! – радостно воскликнула Маргарет и принялась складывать их в корзинку – специальную корзинку, которую она принесла для таких вещей.

Я смотрел и не видел в них ничего особенного. Они были даже уродливы, сказать по правде. Кипяток стоял, прислонившись к забытой вещи, оказавшейся одного с ним роста.

Мы с Маргарет долго и молча возвращались в Смертидею. Я не предложил ей помочь нести корзину.

Корзина была тяжелой, Маргарет вспотела, и нам несколько раз приходилось останавливаться, чтобы она могла отдохнуть.

Мы сидели на мосту. Этот мост был сделан из камней, собранных далеко и сложенных по правилам этого далека.

– Что случилось? – спросила Маргарет. – Что я не так сделала?

– Ничего не случилось. Ты ничего не сделала.

– Тогда за что ты на меня злишься?

– Я на тебя не злюсь.

– Злишься, я же вижу.

– Нет.

Случилось через месяц, и никто не знал, что это будет. Откуда мы могли знать, что Кипятку придет в голову такое?

Столько лет потрачено на то, чтобы избавиться от тигров и ужасов, которые они с нами творили. Как ему могло захотеться чего-то еще? Я не знаю.

Целый месяц в Смертидее все было хорошо. Я работал над новой статуей, а Маргарет продолжала свои походы в Забытые Дела.

Работа двигалась плохо, и очень скоро я стал просто приходить в Смертидею и смотреть на недоделанную скульптуру. Ничего не получалось, и это не было для меня новостью. Мне не везло со статуями. Я уже давно подумывал о том, чтобы найти работу на Арбузных Делах.

Иногда Маргарет уходила в Забытые Дела одна. Я волновался. Она была слишком красива, а Кипяток и его банда слишком уродливы. Мало ли что взбредет им в головы.

И что ее все время туда тянет?

Примерно через месяц из Забытых Дел поползли слухи: говорили о жестоком обвинении, которое Кипяток предъявляет Смертидее.

Говорили, будто он произносит бредовые обличительные речи насчет того, что в Смертидее мы все делаем не так и что он один знает, какой она должна быть; потом он стал говорить, что с форельным питомником мы тоже обращаемся неправильно. Это был позор.

Как у него поворачивался язык вообще говорить о нас – но потом к слухам добавились разговоры о том, что мы трусы, и нечто совсем невразумительное насчет тигров.

Что-то насчет того, что тигры делали доброе дело.

Однажды мы с Маргарет пошли в Забытые Дела. Я не хотел туда идти, но еще меньше хотел, чтобы она шла одна.

Конец ознакомительного фрагмента.