Я судорожно сглатываю.

— Я не убегу, обещаю. Я знаю, что мне безопаснее передвигаться с вами. Я не буду рисковать.

Он наклоняет голову и смотрит на меня.

— В виде исключение ты говоришь правду. Отчего такое перемены, барышня?

— Мне с вами безопаснее, — признаю я, сбитая с толку его проницательностью.

— Но ты собираешься сбежать, как только мы доберемся до Аньяра?

Я поднимаю подбородок.

— Нет.

Он откидывает голову назад и ревёт в прохладную ночь.

— Если бы мы смогли продавать твою ложь, то разбогатели бы, барышня.

Тарик снимает драгоценные ожерелья, украшающие голову и спину Патры. Она встряхивается всем телом, как будто сбрасывает оставшийся вес своей роскошной ноши. Он чувствует такое же облегчение, как и она. Сегодня один из немногих драгоценных дней, когда он предоставлен сам себе. И он намерен принять приглашение Целителя Сая, и навестить его в Лицее. Только он не собирается пойти туда, как фараон.

Против желания Рашиди и наперекор его протестам, он одевает синий, украшенный бусами нагрудник — символ королевского слуги. Высокопоставленного, но всё же слуги. Он ощущает чувство свободы из-за того, что на нём одеты только нагрудник и простая набедренная повязка-шендит, обхватывающая его талию и доходящая до колен. Одежды и золотой головной убор, а также искусная золотая краска, которая наносится на лицо и тело, когда он проводит совет или суд, или просто выступает как король — для него бремя.

Патра следует за ним через весь дворец, внимательно навострив уши и шагая более аккуратно, чем обычно; она знает, что этой дорогой они идут только тогда, когда сбегают от обыденности дворца и всего того, что составляет бытие королевской кошки. Он сожалеет, что не может отпустить ее, чтобы она могла свободно следовать своим охотничьим инстинктам, вместо того, чтобы её день за днем кормили с рук отборным мясом, без конца чистили, расчесывали, холили и баловали.

Иногда он думает, что это медвежья услуга, держать кошек в таком великолепии и комфорте, тогда как их самочувствие зависит от инстинктов выживания. Но изменение этого традиционного закона и запрет содержать кошек-защитников, привело бы высший класс в неистовство, а сейчас он не может себе этого позволить. Нужно, чтобы высший класс оставался довольным, иначе очень скоро они переедут в более сговорчивое государство.

Королевство Хемут уже соблазнило многих из высшего класса приобрести ледяные пещеры и, несмотря на сильный мороз и ледяной ландшафт, регулярно проводить там отпуск. Хотя, как помнит Тарик из своего детства, когда они с отцом ездили в Хемут, о холоде легко забываешь при виде великолепия и красоты местных ледяных зданий и сооружений. Они с Сетосом до сих пор с теплом говорят о Ледяном Выстреле, горе с многочисленными высеченными горками, чтобы дети королевства могли на ней резвиться. И к тому же, можно одеть много одежды, в то время как в Теории снять можно только то, что разрешено этикетом.

Тарик бросает взгляд на Патру и замечает плавное движение ее лопаток, которые при каждом шаге поднимаются и опускаются. Он всегда чувствует, когда она становится неугомонной, общие вылазки нравятся ей так же, как и ему. Они совершали их с тех пор, как он был еще мальчишкой, может лет тринадцати, только они вдвоём, мальчик и его кошка, и хотя отец не одобрял это поведение, он никогда их не останавливал. Может, поэтому Рашиди фыркает и пыхтит, но никогда не настаивает на том, чтобы он оставался во дворце, где фараон будет в целости и сохранности, и умрёт от скуки.

Конечно, Рашиди не в том положении, чтобы запрещать ему что-то делать — факт, о котором Тарик напоминает ему при каждом удобном случае — советники ничего не могут запрещать королям.

Но с привилегиями приходит и чрезмерная ответственность, и когда Тарик проскальзывает мимо последней группы охранников у служебного входа, которые не знают, что перед ним нужно кланяться, он чувствует, как часть бремени спадает с его плеч, словно испаряется в сухом воздухе пустыни.

Самый короткий путь в Лицей проходит прямо через базар Аньяра, и Тарик очень этому рад. Прежде всего ночью он наслаждается видом, который открывается с балкона дворца в западной башне, откуда можно смотреть прямо на базар. Даже с такого расстояния и в саму тёмную ночь он может ощущать запах специй в ветерке и услышать, как спокойная музыка смешивается с детским смехом, когда владельцы киосков вечерами укладывают свои семьи в постель. Раньше базар ярко освещался, на каждом киоске светился спекторий, словно маленькая белая точка с вкраплениями фиолетового или голубого. Сейчас он есть только у самых богатых торговцев, и даже у них всего лишь в небольших количествах. То, что у них есть, светит пурпуровым в ночи, умирающий запас светящейся безопасности, энергии и значения.

Вскоре базар будет освещаться огнем, а люди ходить с факелами, а не с фонарями, в которых светит спекторий, что само по себе не так уж и ужасно. Люди использовали огонь веками до того, как был обнаружен спекторий и, благодаря своей энергии, занял место огня. Возвращение к источникам энергии предков не идеально, но это единственный вариант, который у них есть на данный момент. Если его подданные обеспечены едой и теплом, то кто он такой, чтобы жаловаться?

Но высший класс будет жаловаться. Как только последний блеск спектория умрет, а механические устройства, которые они используют для развлечения, выйдут из строя из-за отсутствия энергии, они начнут нервничать. Отец всегда говорил, что, если высший класс не развлекать, они развлекутся сами идеями свергнуть короля. Он говорил, что это естественная склонность людей — желать власти. И, исходя из того, что люди Теории еще не знают, каким королем станет Тарик, высший класс может легко сыграть на страхах граждан и их волнении о будущем и отнять у него трон.