Шрифт:
— Ваше Величество, это — возничий, которого я послал с ней, — говорит Гунер, указывая в дальний конец тронного зала на человека, направляющегося к ним.
— Простите, что мешаю, Ваше Величество, — говорит, задыхаясь мужчина. — Но барышня Сепора спрыгнула с моста Хэлф Бридж.
27. СЕПОРА
Я поднимаюсь по склону, совсем немного, только чтобы расположиться возле берега реки. Саен следует за мной и садится рядом в грязь.
— Он говорит, что здесь достаточно далеко, — сообщает она о нашем спутнике Парани. Он хотел отойти подальше от толпы зрителей — как людей, так и Парани — чтобы мы могли поговорить наедине. Я благодарна, что он вообще готов разговаривать со мной. Я вызвала настоящее волнение среди его народа и некоторые из них явно не одобряют этого. Саен сказала, что подслушала, как один из них сказал, что этот Парани — имя которого она определила как Сэд — слишком сумасшедший, потому что общается с нами.
Сэд остаётся в воде на расстоянии нескольких вытянутых рук. Он не спускает глаз с Саен, изучая ее, явно заинтересовавшись ее способностью переводить. Он открывает рот и издаёт ряд воющих звуков, которые издалека можно принять за беспокойное блеяние козы. Она кивает ему, затем поворачивается ко мне.
— Он хочет знать, чего мы хотим.
— Скажите ему, что нам нужен нефарит. Мы хотели бы получить разрешение Парани, добывать его из реки.
Воющие звуки, которыми она отвечает, звучат через нос и без плавности, и ее голос обрывается, когда она заканчивает. Она морщится.
— Боюсь, я не очень хороша в этом, — говорит она.
— Вы хорошо справляетесь, — подбадриваю я. — И я благодарна вам за усилия.
Сэд снова говорит, одновременно жестикулируя руками.
— Он говорит, что мы требуем слишком многого, хотя издевались над ними, сколько они себя помнят.
Сколько себя помнят… Они не животные. Корова не помнит даже, что ела накануне, уже не говоря о том, чтобы записывать историю своего рода. Я хочу указать Саен на этот факт, но по ее выражению лица вижу, что она уже сама сделала тот же вывод. Я сдерживаю улыбку.
— Издевались? В каком смысле? — спрашиваю я.
В Серубеле мы избегаем Парани, но ничего им не делаем. Если кто-то хочет добраться до Нефари, ему нужно спуститься в Низину, а серубелиянцы предпочитают оставаться в своих горах.
В этот момент я понимаю, что Саен бросает на меня удивленный взгляд. Я думаю об упрёке Сэда, что теореанцы издеваются над Парани и вспоминаю, как Чат и Ролан обращались со своей добычей. Они собирались позволить ей умереть медленной, мучительной смертью. Но, исходя из того, что я знаю по собственному опыту о Парани, преступникам теорианцам, которых столкнули с моста Хэлф Бридж, приходилось не лучше. Мелкие укусы все еще болят на моих руках, ногах и спине. Парани не спеша убивают свою пищу — по крайней мере, если это люди.
Саен крепко сжимает губы. Она не хочет задавать мой вопрос. Конечно, она уже знает ответ, она выроста в Аньяре, и мы говорили об этом в колеснице по дороге сюда.
— Мы должны знать, с чем имеем дело, и все, на что они жалуются. Нам нужна исходная точка для переговоров.
Ха. Переговоры. Как слуга слуги, в каком я положении, чтобы вести переговоры? Но, несомненно, я правильно истолковала страстное стремление в голосе короля. Если ему удастся получить нефарит, он сможет спасти свой народ от верной гибели.
Хочется в это верить. Я замечаю, что готова верить многому из уст этого мальчишки-короля.
Саен вздыхает, но всё же сообщает мои намерения Сэду. Он долго смотрит на меня, а затем еще дольше говорит. Должно быть, это обременяющий список жалоб, которые он намерен предъявить Теории. Это плохо.
Наконец Саен поворачивается ко мне.
— Он говорит, что мы отвели реку в слишком многих местах, так что уровень воды стал слишком низким. Из-за этого вымерло много рыбы, и ее вряд ли хватает, чтобы прокормить их детей, — она съеживается. — Он сказал, что еда, которую мы предлагаем им с моста Хэлф Бридж, поступает редко, чтобы хоть как-то помочь.
Еда с моста Хэлф Бридж. Сперва я и в самом деле думаю, что теорианцы находят время кормить их. Но быстро понимаю, что он говорит о людях, которых посчитали недостойными жить, о преступниках, приговоренных к смерти. Я вздрагиваю.
— Он думает о нас, как о еде, — предупреждает Саен, ее голос полон предубеждения. — Они животные. Нам стоит лучше уйти.
— Вы когда-нибудь разговаривали с коровой, Саен? — я про себя вздыхаю. Ее убеждения более глубокие, чем я думала. — Вы когда-нибудь обменивались словами с овцой или, хотя бы, с одной из огромных кошек, которых вы, теорианцы, так любите?