Первым ее желанием было с кем-нибудь поделиться этой новостью, с тем же Птушко, например, но следом она подумала, что нет, не надо. Лучше позвонить в банк и проверить общую сумму вклада. Она так и сделала.

На ее счету было 210 тысяч.

Аня никому ничего не сказала. А вечером, ровно в 23.00, вышла на лоджию в халатике, под которым больше ничего не было. Испытывая неловкость и вместе с тем легкое возбуждение оттого, что сейчас на нее кто-то смотрит, она развязала пояс и движением плеч сбросила халатик к ногам.

«Где ты спрятался, извращенец?» — думала Аня, перебирая взглядом окна соседнего дома. Если за ней наблюдали, то, скорее всего, оттуда. Сидит какой-нибудь богатый папик с биноклем ночного видения и рассматривает ее тело. Но ничего же не видно, только голову, плечи и грудь. (Аня не удержалась и помахала извращенцу рукой.) Было темно и холодно, но за двести тысяч рублей можно и потерпеть. Чувствуя, как отвердели соски и подобрался живот, она подумала, что считает до ста и сматывается, иначе простынет. Один… два… нет, тут что-то не то… вот если бы извращенец позвал ее в гости, сел в кресло и заставил раздеться — тогда было бы понятно, а тут… семнадцать… восемнадцать… Почему именно в 23.00, не раньше и не позже?.. Двадцать четыре… двадцать пять… Какую такую работу он хочет ей предложить?.. Наверное, какую-нибудь извращенскую, не иначе… тридцать один… тридцать два… Ладно, посмотрим.

Кое-как дотянув до ста, стуча зубами, Аня закуталась в халат и еще раз помахала рукой гипотетическому созерцателю ее сисек. Затем вернулась в комнату, заперев балконную дверь. Так, дело сделано. Она дала согласие на работу, совершенно не представляя, на какую именно. Не исключено, что придется обслуживать какого-нибудь пузатого старичка. У нее уже был опыт подобного рода, небольшой, правда, но ей вполне хватило, чтобы полгода отплевываться при воспоминании об этом Ахмете Мугденовиче, с которым ее познакомила Шурка Сергеева. Бр-рр!

Так, ладно, посмотрим, что будет дальше. Это даже интересно. В конце концов, денежки можно и вернуть. Пока она не узнает, в чем дело, не снимет ни копейки из этих двухсот тысяч.

Проложив, таким образом, мало-мальскую линию поведения, Аня поставила будильник на 7.30 и нырнула в постель с талмудом по алхимии, который читала вчера. Думая о денежках («Нужны сапоги, очень нужны сапоги и хорошо бы плащ»), она листала книгу, останавливаясь на картинках… и почему-то почти не удивилась, когда на одной из литографий, датированной 1745 годом, увидела знакомое лицо, обрамленное париком. Под портретом значилось «Граф Сен-Жульен». Качество литографии было неважным, но Аня была готова поспорить на сотку баксов, что это лицо Лоренца.

Сна как не бывало.

Она встала, накинула халат и, включив настольную лампу, рассмотрела литографию внимательнее. Блин, как две капли воды… Аня закрыла ладошками парик и грудь графа, оставив только лицо, отчего сходство с Лоренцем только усилилось. Хм… С 214-й страницы книги об алхимии, изданной в конце XVIII века в Санкт-Петербурге, на нее глядел доктор Лоренц. Как хочешь, так и понимай. Может, он имеет какое-то генетическое отношение к этому графу?

Аня сварила кофе, надела шерстяные носки, кардиган и стала читать главу, отведенную Сен-Жульену.

Согласно воспоминаниям некоего Горация Уолпола, сей персонаж появился в Лондоне приблизительно в 1743 году. Это был человек среднего роста, чрезвычайно любезный и очень словоохотливый, на вид ему было лет пятьдесят. Он просил называть его графом Сен-Жульеном, давая, однако, понять, что это вымышленное имя. То ли им обуревала охота к перемене мест, то ли еще что — словом, на одном месте графу не сиделось. После Англии он провел несколько лет в Германии, а в 1758 году появился при дворе Людовика XV. По описанию мадам де Помпадур, женщины весьма дотошной и наблюдательной, на вид ему было около пятидесяти; он был человеком очень тонким и остроумным, одевался просто, но с большим вкусом. На пальцах у него были перстни с прекрасными алмазами, такие же камни украшали его часы и табакерку. Этот тип сумел войти в круг людей, самых близких Людовику, над которым в скором времени каким-то совершенно неведомым образом приобрел определенное влияние. Это, в свою очередь, вызвало ревность министра Шуазеля, что и стало причиной изгнания Сен-Жульена из страны. Последние годы жизни он провел в замке ландграфа фон Гессе, где и скончался в конце февраля 1784 года.

Аня стала листать оглавление другого талмуда в поисках параллельной информации о Сен-Жульене, чтобы провести что-то вроде сравнительного анализа. В этой книге («Традиционная герметика») рассматривалась алхимическая деятельность Сен-Жульена, которую Аня, по мере прочтения, в предельно сжатом виде заносила в ноутбук. Часы показывали второй час ночи.

Итак, при дворе Людовика XV, граф:

а) хвалился, что умеет увеличивать размер бриллиантов;

б) дважды произвел трансмутацию серебряных предметов в золото;

в) не раз намекал, что обладает эликсиром долгой жизни и пользуется им;

г) утверждал, будто был знаком с Понтием Пилатом и Юлием Цезарем (ха-ха!);

д) рассказывал об исторических событиях так, как мог бы говорить очевидец, то есть, останавливаясь на мелких деталях, неведомых даже самому искушенному историку. В конце концов, сарафанное радио разнесло сначала по двору, а потом по всей Франции ахинею о том, будто графу около тысячи лет от роду и все такое. (Если бы не глубокая ночь, Аня, наверное, расхохоталась бы во все горло, невзирая на склочных соседей сверху.);