Однако проще и горше было на Куликовом поле в тот памятный день. Всех ли оберегали железные доспехи и золоченые шлемы?

Вперед выдвинут был сторожевой полк. Вплотную к нему – пешая сермяжная рать. Мужики в лаптях – от сохи, от кожевенного чана али от кузнецкой наковальни. Одеты кто во что горазд. Так же и вооружены.

Найден с Михой-сапожником тут. Миха – в кольчужной рубахе Найденовой работы, в шлеме. Высокий червленый щит в левой руке. В правой – тяжелое копье. За голенищем сапога – нож. Найден в Брейковых доспехах, со щитом и с мечом. Бояринова челядь было уцепилась за доспехи: к чему, дескать, отдавать мужику? Михайло Андреевич, отходивши плетью одного из слуг, разом тем поправил дело.

Завидовали мужики Найдену и Михе:

– Справно одеты, ребята! Такие-то железа всем нам – глядишь, и сирот менее осталось бы, и вдов…

Найден бояриновы доспехи осудил:

– Краса есть, крепости мало.

– А ты мне отдай! – шмыгнул носом маленький мужичок, именем неизвестен, прозвищем Тюня. Все оружие его – топор, коим дрова колол в своем дворе, а защита – овчинная шапка да овчинный же кожушок.

– В бояриновы доспехи таких, как ты, надобно сажать троих! – проворчал Найден.

– И ладно! – отвечал Тюня. – Разве мы против? И пятеро влезем, давай только…

Пошучивали воины, у коих катился под горку последний час жизни. А что делать? Не плакать же? Утешали друг друга, рассказывали о случаях в сражениях, вроде вовсе гибельных, кончавшихся, однако, благополучно.

Маленький словоохотливый Тюня поведал:

– Сказывают, позапрошлой ночью великий князь Дмитрий Иванович и воевода Боброк пытали судьбу. Исход, стало быть, нонешнего сражения.

– Как так? – спрашивали жадно. Все авось доброе предзнаменование!

– Очень просто. Выехали посередь ночи подалее от стана. Чтобы промеж двух ратей быть: нашей и ордынской. Оборотились в сторону ордынскую, а там стук велик и клич, аки гром гремит, трубы многие гласят. В нашей же стороне – великая тихость.

– И что с того?

– Аль непонятно? – подивился Тюня. – Самая верная примета – к победе!

Хмыкали, сомневаясь:

– Мы спали, они – нет. Вот тебе все волхвование!

Горячился Тюня:

– И далее было!

– Что же?

– Соскочил старый Боброк с коня. Приник к земле. Долго слушал. Великий князь потерял терпение. Спрашивает: что, мол, там, воевода? Боброк поднял голову от земли: «Подь, государь, сюда. Сам внемли». Так, сказывают, и поступил великий князь.

– Чего ж объявилось?

– На вражеской стороне – вопль, словно девица кричала жалобным голосом. А на нашей женщина плакала…

– К чему бы?

– Истолковал Боброк великому князю: жди, мол, победу, но и наших ратников много поляжет.

– Эх!.. – вздохнул кто-то. – Что мало кто из нас домой воротится, ведомо без гадания. Кабы Бог победу даровал!

Топтались мужички. Одежу поправляли. У кого были доспешные или иные военные облачения – их. У щитов ремешки подтягивали.

– Скорей бы! – сказал Тюня.

– Эва! – скосился Найден. – Впервой зрю человека, что торопится на тот свет. Чуден ты, товарищ!.. – И себя перебил: – Да уж верно, скорее бы…

Все реже и прозрачнее становился туман. Проглянуло тусклое солнце. Вдруг стихло вовсе русское войско. Стояли воины затаив дыхание. Прислушивались. Нет, не ошиблись!

Нарастал топот приближающейся конницы, худо видимой из-за остатков тумана.

Зачернели конные и пешие фигуры. Всадники сгоряча выскакивали вперед. Осаживали коней, чтобы принять строй.

– Вота! – сказал Найден Тюне. – А ты горевал. Пожаловали гости! Господи, благослови!

Разом колыхнулось русское войско, словно ветер прошелся. Кто сидел, отдыхаючи после бессонной ночи и тяжкой переправы, встали. Тянули шеи, желая разглядеть Мамаевых воинов.

А их прибывало все более и более. С криком и визгом!..

– На испуг хотят взять, – заметил Найден. – Пустые хлопоты!

Скоро все впереди, сколь можно было видеть, заполонило ордынское войско.

– Много их, однако! – шмыгнул носом Тюня.

– Да уж, паря, на всех хватит… – сказал Найден, выставляя щит и поводя плечами – прилаживался к Брейковым доспехам. Проворчал опять: – Все одно как в чужих портах. Тут жмет, там тянет. Ну да ладно, – себя же утешил, – пущай мои послужат великому князю. Может, сберегут от лихого копья али вострой сабли!