Джеймс долго смотрел на нее, прежде чем очень медленно покачать головой:

– Нет. Не вышвырнут.

– Но…

– Я не шучу. Тебя могут наказать. Избить. Может быть, даже снова запереть в Птичьей комнате и заковать в кандалы. Но не вышвырнут. Даже если будешь умолять.

– О чем это ты?

– Вот уже пять лет я пытаюсь сбежать, – пояснил Джеймс. – Снова и снова. А они пускают по моему следу погоню и привозят обратно. Каждый раз.

Мейкпис уставилась на него. Разве у богатых в обычае гоняться за сбежавшими слугами? Она слышала о наградах за поимку беглых подмастерий. Но полагала, что тут иной случай.

– У тебя случаются кошмары, верно? – вдруг спросил Джеймс, ошеломив Мейкпис. – Сны такие жуткие, что ты просыпаешься с воплем? Призраки, когтями раздирающие голову, чтобы пробраться внутрь…

Мейкпис попятилась, наблюдая за ним с бурлящей смесью недоверия и нерешительности.

– У меня тоже были такие сны, – продолжал Джеймс. – Начались пять лет назад, когда мне исполнилось девять. Вскоре после этого Фелмотты прислали за мной. Сначала мать возражала. Но они ей заплатили, и она перестала спорить. – Он горько усмехнулся. – Фелмотты не обращают внимания на таких, как мы, бастардов, пока нас не начинали мучить кошмары. Тогда они вспоминают о нас. Собирают, как урожай, и привозят сюда. Они услышали о твоих снах и тоже доставили тебя сюда. Верно?

– Но зачем? – спросила заинтригованная Мейкпис. Джеймс сказал правду. Овадию больше всего, казалось, интересовали ее кошмары, чем все остальное. – К чему им наши сны?

– Понятия не имею, – признался Джеймс. – Но мы не единственные. Иногда к нам приезжают родственники лорда Фелмотта, и у всех имеются слуги с фамильными чертами семейства. Думаю, все Фелмотты забирают своих бастардов, когда оказывается, что они страдают кошмарами. Забирают и больше не отпускают. Я удостоверился в этом, когда пытался сбежать домой. Но теперь и не подумаю сделать это. Мать просто продаст меня Фелмоттам еще раз.

Джеймс поморщился, явно пристыженный.

– По ночам, – продолжал он, – входные двери накрепко запирают на огромный засов и цепи, а под дверями спит младший лакей. Ворота тоже заперты, дворовых псов спускают с цепи. Поэтому я каждый раз удирал днем. Но за оградой на три мили тянутся голые поля, и я выделялся, как кровь на снегу.

Во второй раз я успел убежать дальше, прямо на вересковые пустоши, ужасно унылые – мили вереска и лесов. Там такие холодные ветра, что у меня даже пальцы почернели. Полузамерзший, я ввалился в деревню, но ничего хорошего из этого не вышло. Стоило фермерам рассмотреть это, – он показал на подбородок, – как они взяли меня за шиворот и привели сюда. Знали, кто я такой и кто будет меня искать. И все выглядели очень испуганными.

В прошлом году я решил, что мне все удалось. Пятьдесят миль через три реки до самого Брейбриджа, в соседнем графстве. – Джеймс снова покачал головой и скорчил гримасу. – За мной послали Белого Кроу. Ты его видела. Это он привез тебя сюда. Семейка использует его для важных дел, которые нужно провернуть без лишнего шума. Он их тень, правая рука. И все из кожи вон лезли, чтобы помочь ему поймать меня. Даже люди могущественные. Фелмотты не просто знатная семья. Все их боятся.

Мейкпис прикусила щеку, но ничего не ответила. Возможно, он хвастает, как подмастерья в Попларе, которые были не прочь расписать свои приключения, но все-таки его слова породили в мозгу крошечные искорки сомнений.

– Но разве ты не видишь, что можешь помочь? – воскликнул Джеймс. – Со мной они осторожны, но тебя не заподозрят. Можешь стать моим наблюдателем. Или откладывать все, что понадобится для нашего побега: припасы, пиво, свечи…

– Я не могу бежать! – воскликнула Мейкпис. – Мне просто некуда идти. Если я лишусь этого дома, то умру от голода или замерзну на улице еще до Духова дня!

– Я сумею тебя защитить, – настаивал Джеймс.

– Как?! Страна вот-вот погибнет, все так говорят, и я сама это видела! Ты не можешь защитить меня от обезумевших толп или от пуль. Или от призраков, которые хотят пожрать мой мозг. Здесь у меня есть крыша над головой и еда, а это куда больше того, что я получу на пустошах! Сегодня я даже ела белый хлеб!

– Да, кровь нашего отца – залог некоторых благ, – кивнул Джеймс. – Меня тоже кормят лучше, чем остальных слуг. Иногда в свободные минуты мне даже дают уроки. Чтение. Языки. Верховая езда. Может, и тебя начнут учить. Остальные слуги и бровью не ведут. Они знают, чей я бастард, хотя не говорят об этом вслух.

– В таком случае почему ты пытаешься сбежать?

– Ты видела старого Овадию? – резко спросил Джеймс.

– Да-а-а, – протянула Мейкпис, не в силах сдержать дрожь в голосе. – Он…

Последовала долгая пауза.

– Ты тоже это видишь, верно? – прошептал Джеймс с явным облегчением, хотя выглядел при этом ошеломленным.

Мейкпис боялась смотреть ему в лицо, неожиданно испугавшись, уж не подстроено ли все это Овадией. Если сейчас она скажет что-то неуважительное, возможно, Джеймс донесет обо всем, и тогда ее вышвырнут из дома или снова закуют в кандалы и запрут в Птичьей комнате.

Людям нельзя доверять. Собаки рычат, прежде чем укусить, но люди зачастую улыбаются.