– В колдовстве?! – ахнул Джеймс. – Почему ты мне не сказала?

– В тот день я почти обезумела от лихорадки! Все равно что кошмар вспоминать. С тех пор я почти об этом не думала.

– Но ты уверена, что речь шла о колдовстве?

– Думаю, да. Лорд Фелмотт сказал, что не может помешать королю узнать о слухах, но главное – не дать ими воспользоваться. Им нужно чем-то его привлечь, чтобы приобрести над ним власть. Потом они заговорили о необходимости что-то придумать.

Джеймс яростно насупился, глядя в пространство.

– Итак… что, если «древние обычаи» Фелмоттов есть зло и порок? – протянул он. – Нечто такое, за что их можно обвинить в колдовстве? Если король подписал грамоту, разрешающую дьявольские деяния, значит, не сможет арестовать их как колдунов, верно? Потому что в противном случае они покажут всем эту грамоту. И его тоже обвинят.

– Если падут Фелмотты, падет и он, – докончила Мейкпис его мысль. – Это шантаж.

– Говорил же тебе, что с Фелмоттами что-то неладно! – воскликнул Джеймс. – Их «древние обычаи»… должно быть, имеют какое-то отношение к тому, что с ними случается, когда они наследуют титул и земли. Они меняются, попомни мои слова! Может, продают души дьяволу!

– Мы не знаем… – начала Мейкпис.

– Мы знаем, что они колдуны или близко к тому, – парировал Джеймс. – Почему бы тебе не убежать со мной? Как можно заставить тебя передумать?

Ответ был получен на следующий день.

Утро выдалось душным, но ясным, поэтому слуг, вооруженных ведрами и лестницами, послали собирать спелые яблоки в маленьком, окруженном оградой фруктовом саду Гризхейза. Деревья с пышными кронами были усыпаны плодами так, что сгибались ветки, а в воздухе разливался сладкий аромат.

Мейкпис тоже была среди слуг, поскольку мистрис Гоутли попросила нарвать ей айвы. Она была занята делом, когда с другого конца сада раздался громкий грохот и послышались вопли и тревожные крики. Девочка бросилась на шум. Оказалось, что конюх Джейкоб свалился с самого высокого дерева. Ошеломленная Мейкпис, глядя ему в лицо, подумала, что он всегда был шутником – даже сейчас губы кривились в подобии ухмылки. Однако шея была согнута под неестественным углом, напомнившим ей цыплячьи тушки на кухонном столе.

Кто-то побежал в дом рассказать сэру Томасу о несчастье. Вскоре он появился и распорядился принести носилки, после чего всем было велено покинуть сад.

На один кратчайший миг Мейкпис показалось, что она увидела слабое мерцание над телом Джейкоба. Воздух словно заколебался и зашуршал. Она невольно ахнула и отступила. Что-то коснулось ее сознания, которое мгновенно затопила беспорядочная путаница воспоминаний, ей не принадлежавших.

… Страх, боль, двое смеющихся детей, отпечаток травы на женской щеке, цыпки от мороза и горячий сидр, яблоки в солнечных пятнах, скользкий лишайник под руками…

Мейкпис повернулась и с громко стучащим сердцем бросилась вон из сада. Задыхаясь, она вернулась на кухню и только тогда поняла, что забыла захватить корзину с айвой, которую ждали к ужину.

– Значит, беги обратно и принеси ее! – завопила мистрис Гоутли. – Быстро!

Мейкпис, которую тошнило от нервного напряжения, поспешила назад. Однако у ворот сада она встретила Джеймса, который ее остановил.

– Не входи, – прошептал он.

– Но мне нужна только…

Джеймс настойчиво покачал головой, прижал палец к губам, подтащил ее к себе и стал подсматривать в арочные ворота. Лицо его словно осунулось, и Мейкпис поняла, что впервые видит его в такой тревоге.

В саду не было никого, кроме одинокого мужчины, бродившего среди деревьев. Он был необычайно высокий и мощный. И все же двигался с неприятно кошачьей грацией.

– Сэр Мармадьюк, – прошептал Джеймс.

Три остроглазые гончие, дрожа от возбуждения, крутились у ног сэра Мармадьюка. Еще одна ищейка нюхала землю.

– Что он делает? – одними губами спросила Мейкпис.

Джеймс наклонился поближе к ее уху.

– Охотится, – прошептал он в ответ.

Ищейка замерла и издала низкий зловещий лай. Похоже, она пристально уставилась на пустой островок травы.

Сэр Мармадьюк поднял голову. Даже с такого расстояния Мейкпис могла разглядеть, что хотя его лицо было лишено всякого выражения, было в нем что-то, отчего внутренности девочки скрутились тугим узлом. Это было то самое ощущение зла и ужаса, одолевшее ее при встрече с лордом Фелмоттом. Сэр Мармадьюк склонил голову набок, словно прислушиваясь. На губах играла очень легкая хищная улыбка. Несколько минут он оставался неестественно неподвижен.

Что-то едва заметно шевельнулось. Стебель крапивы дрогнул, подбросив в воздух сонную пчелу. Мейкпис показалось, что она видит среди пляшущих теней тонкую, изогнутую струйку дыма.