– Твои шрамы носят имя того, по чьей вине ты их получил?
– уточнила я. Люк угукнул, закивав.
– Тогда моим же именем ты должен назвать следы на плече и на груди от пуль.

– Да нет же! Ты не поняла системы! Например, вот этот шрам...
– он приподнял левую руку, показывая шрам от пули, прошедшей вдоль рёбер навылет.
– Носит имя Кейт, в честь девушки, с которой я встречался. Она в меня выстрелила - поэтому шрам её имя и имеет! Ты-то в меня не стреляла!

Я скривилась, перекатывая глазами.

– Матерь божья, что у тебя за жизнь?!
– психанула я.
– Почему тебя пытается прирезать лучший друг и застрелить твоя подружка?!

Люк засмеялся, чересчур искренне, даже несколько истерично. После такой недолгой истерики, он раскинул руками, сказав:

– Я не знаю! В общем, твоё имя носят только шрамы от дефибрилляторов, а вот пуля, прошедшая в двух сантиметрах от сердца...
– Люк ненадолго призадумался.
– Не знаю, как его зовут, так что полагаю, что имя будет «Охранник из борделя»!

Я хохотнула с закрытым ртом.

– Это не твоя вина, угомонись уже!
– приказал Паркер.
– Ты меня спасла. Снова.

Я смущённо усмехнулась. В конце концов, если он меня ни в чём не винит, то с чего я должна себя винить?

– Ты что-нибудь помнишь?
– заинтересовалась я. Люк непонятливо вильнул головой.
– Ну, когда ты... умер - там что-то было?

– Думаешь, я бы запомнил то, что происходит на том свете?
– скептически переспросил он.

– Я ведь, помню...

– Серьёзно? И что там?

– Белая комната, в которой ничего нет, кроме стоматологического кресла. Дверь открываешь, а там - облака. И всем заведует там мужчина в белом костюме, который сливается с интерьером, у него клякса вместо лица.

Люк даже инертно рот раскрыл, слушая всё это.

– Охренеть!
– резюмировал он.
– И это МЕНЯ вечно психиатры проверяют! Ты кому-нибудь рассказывала об этом?

Смеясь про себя, я отрицательно помотала головой.

– И не рассказывай! Ни в коем случае!
– настоял Паркер. Я прикрыла глаза рукой, уже только трясясь от беззвучного смеха. Люк откашлялся.
– В общем, я не знаю. Мне всегда казалось, что смерть состоит из ощущений, а не действий, ведь туда мы попадаем не обременённые физической формой. Так что... я ничего не помню, и мне это кажется нормальным. Я чувствовал что-то, но сложно рассказать, что именно.

Я вдумчиво покачала головой. Интересно, почему я помню белую комнату? Все ли попадают в ту комнату после смерти или только я?

– Но твоя белая комната...
– протянул вдумчиво Люк.
– Это очень-очень странно. Может быть, это метафора?

– Как это?
– скривилась я.

– Ну, не знаю. Типа, визуализация каких-то переживаний - некоторые делают это из простоты.

Я зависла, пялясь на Паркера с изогнутыми бровями. Тогда он оправдался:

– Научился кое-чему у психиатров.

– Они тебя часто проверяют, да?

– Да, очень часто. Каждый раз, как я в больницу попадаю. Они полагают, что я не случайно столько ран получил. Думают, что я либо сам их себе наношу, либо всё время нарываюсь, чтобы получить ранение. Типа есть какой-то синдром...
– Люк покрутил пальцем у виска, отмахнувшись. Я озадаченно покачала головой - есть, действительно, такое заболевание. Как правило, им болеют те, кто патологически нуждается в жалости и сострадании, разумеется, причиной тому серьёзное психологическое расстройство. Также причиной может стать мазохизм или желание покончить с собой вследствие длительной депрессии.
– Ты что...
– пригляделся ко мне Паркер, - тоже так думаешь?

– Нет! Просто я понимаю, почему они находят это странным. Такое заболевание действительно есть. Но я-то с тобой знакома - ты не подпадаешь ни под какой тип личности, которая страдает этим заболеванием.

Люк чавкнул, немного помолчав. Затем он достал из-под простыни и подвесил на цепочке мой кулон:

– Он ведь твой?

Я мыкнула, закивав. Люк хмыкнул, качнув головой. Мы ведь уже говорили об этом кулоне, а задавать ещё вопросы он не находил нужным. Я сама толком не знаю, на что способна магия в кулоне.

– Полагаю, ты мне его только одолжила...
– прекрасно помня то, что украшение подарил мне муж, Люк протянул кулон мне навстречу. Когда он вложил его мне в руку, то на мгновение его пальцы прошлись по моей ладони, и я испытала трогательное чувство ностальгии. Именно так касался меня Уилл в мой первый день на базе подготовки. Тогда это было самым чувственным моментом в моей жизни. Он навсегда таким остался. Мне кажется, ничего нежнее не может сделать мужчина. То есть мужчины могут быть нежными, заботливыми, они могут по-особенному тебя называть - так, что мурашки бегут по телу. Но только в этом ускользающем жесте таится буря эмоций, несказанных слов, тайных желаний - страстных или нежных или и тех и других. Я вижу это в глазах Люка и понимаю, что он любит меня, как и Уилл любил. И Люк любил меня задолго до нашей встречи. Жаль, не всегда такая любовь дожидается взаимности. Жаль, что жизнь не кино, где люди встречаются, влюбляются, женятся и счастливы до конца жизни. Я сама даже не знаю, почему бы мне... не остаться с Люком? Он умный, красивый, талантливый, весёлый, понимающий. Слишком даже хорошо разбирается в женщинах - думаю, с ним нормально живётся, без лишних нервов. Он может меня развеселить и без причины не будет вести себя как кретин. В постели он не плох. Любит меня, возносит в статус красивого видения. Вот, почему бы не остаться с ним?! Он будет заботиться обо мне, называть своим ангелом, будет благодарен каждой секунде рядом со мной. Не знаю, почему, но не могу. Не то и точка. Что-то не то, не так, не вовремя и не к месту. Бывает так - ты просто чувствуешь, что не можешь остаться - с этим человеком или в этом городе, в этом доме. А потом, что-то щёлкает, и ты думаешь, что вот здесь или с ним - можешь, хочешь, нужно. Не знаю, в чём тут дело. Решаем ли мы хоть что-нибудь? Или есть сценарий, написанный до нас, и душа руководствуется именно его рамками, подсказывая нам - куда идти, с кем жить. Она нам подсказывает, кто годится в друзья, кому стать нашими врагами, кому любовниками, а кому мужьями. Решаем мы хоть что-нибудь?