Шрифт:
– Так и есть, – согласился Блейз. – Однако не могу принять данную версию. В конце концов, они еще не женаты. А если Дени изменит выбор и выйдет замуж за кого-нибудь другого?
– В таком случае красть колье не потребуется. Конечно, если следующий претендент не вызовет столь же активной неприязни!
Николас Блейз взглянул на Тримейна с подозрением:
– Вы просто дурачите меня. Неужели вы всерьез полагаете, что Джереми способен украсть колье лишь для того, чтобы навредить Уинтону? Не думаю, что молодой человек обладает крупным состоянием, но он точно не беден. Не знаю, сколько стоят бриллианты: наверное, несколько тысяч, – но даже если бы пропали несколько миллионов, он не изменил бы решения жениться на Дени.
– Кажется, вы всецело на стороне претендента на руку и сердце, – заметил Мордекай Тремейн с лукавым блеском в глазах. – Однако не придавайте моим рассуждениям особого значения. Главное, что мистер Грейм хранит дома драгоценное украшение, а все остальные об этом знают. Кстати, понятие «все остальные» включает слуг?
– Скорее всего большинство слуг слышали о существовании колье. От них ничего не скроешь: вам, конечно, известно, с какой скоростью распространяются подобные слухи.
– Да, – кивнул Тремейн.
Несмотря на враждебность Лорринга и откровенную скуку Розалинды Марш, рождественские гимны создали атмосферу мира и покоя. Царившее за обедом светлое беззаботное настроение сохранилось на весь вечер. Бенедикт Грейм в ярком бумажном колпаке на взлохмаченной голове постоянно бродил между гостями. Чем активнее становилось веселье, тем шире он улыбался и чаще, громче смеялся.
Празднование надолго не затянулось. Судя по всему, именно по этой причине веселье не успело утратить свежести. В сочельник традиция предполагала ранний отход ко сну, чтобы сохранить силы для грядущих рождественских дней.
Мордекай Тремейн знал, что следует разделить всеобщую радость и расцвести душой в сердечном тепле, но достичь состояния счастливого самозабвения никак не удавалось: не получалось проникнуться духом праздника и забыть обо всем. Невидимый барьер отделял Тремейна от остальных членов компании. Не отступало ощущение отчужденности. Казалось, что он наблюдает за ними со стороны, но не принимает участие в веселье, поскольку не верит в реальность людей и событий. Разумеется, Тремейн понимал, что барьер существует исключительно в сознании, а потому при желании, совершив определенное усилие, можно разрушить препятствие.
Вернувшись в свою комнату и освободившись от утомительной необходимости проявлять внимание и поддерживать беседу, Мордекай Тремейн попытался проанализировать собственные ощущения. Что помешало проникнуться весельем рождественского вечера, тщательно подготовленного и организованного Бенедиктом Греймом? Веселья, которого он ожидал с приятным предвкушением? Что стесняло сознание и сковывало свободное проявление чувств?
Ответ пришел сам собой, на инстинктивном уровне. Радоваться мешало предчувствие рокового события. Тремейн знал, что скоро должно произойти нечто важное, и с напряжением ждал этого. Но что могло случиться? Сочельник погружает дух в безмятежный покой. Точно так же снег укрывает землю пушистым белым одеялом, маскируя нанесенные человеком шрамы и волшебно преображая пейзаж. В такую ночь в воздухе словно разливается счастливая магия – то самое бесстрашие, в каком человечество остро нуждается. Так откуда же взялось тяжелое предчувствие, откуда явился ужас, которому нет названия?
Мордекай Тремейн включил стоявшую возле кровати лампу и открыл новый выпуск «Романтических историй». Вот она, панацея. Вот целительный бальзам для страждущей души. Возможно, строгие критики видели в произведениях литературные прегрешения, однако сюжет радовал добротой и торжеством справедливости. Сентиментальные романы дарили читателю любовь, романтику, юмор и человечность – вечные пружины мира.
Мордекай Тремейн прилежно читал страницу за страницей, но почти ничего не воспринимал. Сегодня даже «Романтические истории» оказались бессильны. Тремейн отложил журнал и, подчиняясь внезапному порыву, встал с постели, накинул халат, подошел к окну и раздвинул шторы. Свет за спиной мешал смотреть на улицу, и Тремейн выключил лампу. Тяжелые облака закрывали небо, но луна настойчиво проникала в редкие свободные пространства, освещая белое покрывало во дворе дома и дальше, на аккуратно огороженных полях. Снег блестел на морозе, обещая осмелившемуся выйти на позднюю прогулку храбрецу сказочный пейзаж и приятный хруст под ногами.
Тремейн открыл окно, посмотрел вниз и не смог сдержать тихого удивленного возгласа. Прямо под ним по террасе двигалась фигура. В самом этом факте не было ничего особенного, но вот наряд заставил замереть от неожиданности. Человек был одет в костюм Санта-Клауса! Тремейн ясно видел длинный красный балахон и красную шапку, занесенную сверкающим в свете луны снегом. Да, в рождественскую ночь Санта-Клаус действительно ходит по домам, чтобы радовать детей. Но ведь это фантазия, сказка!
К счастью, скоро мысли сконцентрировались, и объяснение возникло само собой. Фигура в красной шубе – не привидение. Это не кто иной, как Бенедикт Грейм. Дождавшись, когда гости разойдутся по своим комнатам, хозяин нарядился в любимый костюм и собрался украсить елку подарками.
Мордекай Тремейн высунулся из окна. Со стороны деревни плыл колокольный звон. Луна еще не скрылась за облаками и по-прежнему освещала пространство холодными лучами, превращая пейзаж в рождественскую открытку. Высокие, черные в зимней наготе деревья отделяли дом от дороги; между крыльцом и этой границей лежал девственный, не потревоженный следами снег.
Красная фигура идеально вписывалась в декорации. Она больше не двигалась. Тремейну казалось, будто он наблюдает не сцену из действительности, а смотрит в витрину магазина, застывшую в правдоподобной, но безжизненной красоте. Однако иллюзия продолжалась не дольше мгновения. С холмов прилетел легкий ветер. Громоздкая масса темного облака медленно наползла на луну и затмила свет. Вместе с темнотой возникло ощущение угрозы. Замерзшая земля приютила злые силы. Округа утонула в злобе и пороке. Весь мир погрузился в глубокую чернильную тень и потянул за собой фигуру Санта-Клауса. Над домом собрались тучи, затем спустились низко – угрожающие и неумолимые, – словно возвещая наступление рокового часа.