Шрифт:
– Расти? – мужской голос. – Это Расти?
В груди у меня защемило. Чуть позже боль разрастется в сокрушительную силу. Словно зажмет сердце в тиски. Я понятия не имел – тогда, – надолго ли она поселится во мне. И до чего же мало окажется у меня сил, чтобы сопротивляться ей. Понимал только одно: зачем-то звонили из мира, оставленного мною давно в прошлом. Из вымышленного места под названием Канзас. Потому что никто не называл меня Расти. В этом, реальном мире.
– Это… Рассел. Говорит Рассел Аммиано.
– Расти. Хорошо. Это Фил Джесперс. Из Ниебурга. Помнишь меня?
– О-о. Мистер Джесперс. Точно. Обязательно. Отец Марка. Из… соседнего дома.
– Верно.
– Я тут спеш…
– Оставь это на минутку, сынок. Как тяжко. Так скверно. Мне жаль… а-а, черт… не имеет значения, чего мне жаль, так ведь? Ты сидишь? Возможно, захочешь сесть, когда узнаешь.
Именно в этот момент боль и сдавила тисками.
Что-нибудь случилось с Беном, подумал я. Печально. Очень печально. Но я переживу. А вот бедная мамочка…
Я сел.
– Это касается твоей мамы, – донеслось из трубки.
– Мамы?
– О боже, Расти. Не мне бы тебе звонить. Доктор собирался. Но я сказал: «Нет, позвольте мне». Сказал: «Расти меня знает. Будет лучше, если от кого-то, кого он знает». Теперь вот жалею, что открыл рот.
Долгая пауза.
– Моя мама? – произнес я.
– Искренне сочувствую, Расти. Она скончалась.
Прошло какое-то время, по-моему. Не уверен, сколько именно.
– Этого не… может… я хочу сказать… Что случилось?
– Ну, точной уверенности нет, но врач считает, либо удар, либо аневризма мозга. Он собирается делать… Он будет разбираться. Скоро мы узнаем больше.
Прошло еще сколько-то времени.
– Где Бен? – спросил я.
– Он у нас. В данный момент он с нами. Но долго это продолжаться не может. Ведает Бог, Расти, как неприятно мне вот так ошарашивать тебя разом. Просто дьявольски неприятно. Но приходится. Тебе нужно возвращаться сюда и сбыть его с наших рук. Чем скорее, тем лучше, – я глянул в окно. На свою работу на том берегу реки.
Подумал: «Не смогу сделать этого. Я и так опоздал на работу».
Взглянул на часы: 8:39 утра.
– Я не могу забросить свою жизнь и заботиться о Бене, – сказал я.
– Что ж, тогда брось свою жизнь на минутку и сообрази, кто сможет. Потому как я до чертиков уверен, что не смогу. И до чертиков обязательно, что кому-то придется. Слушай. Тебе все равно нужно приехать домой, устроить все в связи с твоей мамой. Пока будешь здесь, просто подберешь какой-нибудь вариант с Беном. Вдруг решишь, что его нужно в какой-нибудь дом поместить. Никто не сможет принять этого решения за тебя. Или, может, сообразишь, с кем еще он мог бы жить. Только так или иначе, но тебе придется выбраться оттуда. И как можно скорее.
Я наблюдал (будто пребывал не в собственном теле, а где-то еще), как упорство покидает меня. Всякое желание сопротивляться. Фил был прав. Это неизбежно. Я просто обязан позвонить Стерджису и сообщить о смерти моей матери. Теперь я не опаздывал на работу. Не проспал ее. Моя мама умерла. Поэтому я и не мог прийти. Стерджис это поймет.
Всякий бы понял.
Погодите. Моя мама умерла?
– Верно, – сказал я. – Сейчас закажу билет на самолет. Буду держать вас в курсе. Позвольте, я вам дам номер своего мобильного.
– Он у меня есть. Сбоку на холодильнике твоей мамы записан. Вместе с этим.
– Хорошо. Значит… я вам перезвоню.
– Расти? Я сожалею. И Патти сожалеет. И Марк сожалеет.
«Ого, – подумал я. – Сожалеть-то должен я, сукин сын».
Я повесил трубку и нашел в Интернете нужный рейс. Это вообще времени не заняло. Охренительно дорого, но чего я ждал? Такие уж они, билеты в день вылета. И я не представлял себе, как добраться до… туда… из аэропорта в Уичито. Встретят ли меня Джесперсы? Путь неблизкий. Во что обойдется аренда машины? Дорого, посчитал я.
Но я все еще не звонил Стерджису.
Опять глянул на часы. 8:44.
Его телефон значился у меня на быстром наборе. Я рассчитывал, что попаду на голосовую почту, поскольку шло совещание. Но он, должно быть, следил за тем, кто звонит. Поскольку ответил сам.
– Аммиано, – зарокотал. – Где вас черти носят?
– Я дома.
– Дома? И что вы дома делаете?
– У меня мама умерла.
Слова, слетевшие с моих губ, звучали как-то странно.
Мелькнула мысль, что он им не поверит. Потому что я не верил.