Полными антиподами получились у Троицких дети. Словно бы разница в десять лет уничтожила саму возможность хоть какого-нибудь сходства, не считая внешнего.

Защитив диплом юридического факультета, Егор, благодаря связям отца, получил прекрасное место в одной из крупнейших туристических компаний. Руководил компанией армейский приятель Платона Ивановича, связь с которым они поддерживали с юности, никогда не теряя друг друга из вида.

Работа полностью отвечала запросам Егора, и позволяла разъезжать по миру в поисках новых знакомств и приключений.

– Запомни только одно, Егор, – представив сына своему другу, наставительно произнес Платон, – держать тебя просто так, за красивые глаза никто не станет. На мое заступничество не рассчитывай. Мы с мамой сделали для тебя все, что смогли и даже больше. Будешь прогуливать, работать спустя рукава, вылетишь вон. И пойдешь искать себе место самостоятельно. Крепко заруби это себе на носу. Сидеть у нас на шее не получится, ты знаешь, я считаю, что мужик должен зарабатывать сам.

Отцовские принципы Егор хорошо усвоил с детства, принял, и не подвел.

Окончив школу, доверившись склонности и чутью, Женька решила стать дизайнером интерьеров. Надо сказать, с выбором она не ошиблась и, как результат – преуспела. Всего Женя добивалась сама и вовсе не потому, что Егора любили больше, нет. Еще во время учебы девочка показала себя с лучшей стороны и сумела добиться прекрасных результатов без помощи родителей, чем безгранично и по праву гордилась:

– Все потому, что у меня особенное видение пространства – обожала повторять Женька, – я делаю квартиры и дома так, как никому и в голову не придет! На том и стою. Вот увидишь, подруга, обо мне еще заговорят. В узких, разумеется, кругах.

– Какая же ты хвастунишка! – удивлялась Лана, – ну, никакой скромности!

– А зачем мне скромность? Она только мешает работать, обрезает, так сказать, крылья. Не дает полету состояться.

Лана звезд с неба не хватала. Никаких способностей к серьезной учебе не обнаружив, выучилась на парикмахера-стилиста и устроилась, не без помощи Алины Сергеевны, в модный салон на Тверской.

– Я помогу тебе начать. Как помогла бы Жене, если бы понадобилось. Вы обе в самом начале пути, о вас никто ничего пока не знает. Но только от вас теперь зависит, узнает ли, – сказала тогда Алина, – Это ведь самое трудное. И все мы прекрасно понимаем, в каком мире живем, без рекомендаций никуда не устроишься, разве что в парикмахерскую эконом, – рассмеялась она. – Одна моя приятельница, зовут ее Елизавета Дмитриевна, держит салон, я тебя порекомендую. Знаю, она расширяться планирует и мастера ей нужны. Пока поработаешь подмастерьем, набьешь руку. Согласна? Но с одним условием…

– Каким? Каким условием? – нетерпеливо воскликнула Лана,– я на все согласна!

– Ты меня не подведешь, не опозоришь, не дашь мне ни единого повода пожалеть, что поручилась за тебя. Договорились? Я на тебя надеюсь. То же самое, я сказала бы своим детям, Ланочка. Не обижайся, дорогая.

– Конечно! Конечно, Алина Сергеевна, Вы во мне не сомневайтесь! Я ни за что Вас не подведу! – прижав руки к груди для пущей убедительности, совсем по-детски заверила Лана.

– Что ж, завтра же позвоню и договорюсь насчет тебя. И все вы будете пристроены, – пообещала Алина,– как же быстро вы выросли! Казалось бы, совсем недавно, я увидела тебя впервые, ты была такая худенькая, такая хрупкая, так всего стеснялась! – в глазах Алины блеснули слезы.

Лану переполняла благодарность, глаза ее увлажнились, она готова была броситься на грудь Алины и разрыдаться от избытка чувств.

– Спасибо Вам, Алина Сергеевна! Я так признательна! – с трудом сдерживаясь, от всей души произнесла Лана.

Никогда собственная мать, ничего подобного не сделала бы для нее… Эгоистка. За несколько лет она не появилась ни разу, укатила куда-то с этой своей «настоящей» любовью и – поминай, как звали. А они с папой были, значит любовью не настоящей. Мила их просто выбросила, как ненужную вещь. Выбросила и забыла. Лана ощутила горечь во рту.

Когда-то Мила мечтала стать актрисой и выходить каждый вечер на сцену, но таланта ей в небесной канцелярии не отмерили. Во всяком случае, актерского таланта. Мила не сразу поверила, но… погоревав немного после очередного громкого провала, решила заняться шитьем. Чего толку упираться, когда самой стало ясно – актрисой не быть никогда и ни при каких обстоятельствах. И так ловко и здорово давалось ей швейное ремесло, что Мила ничего другого уже не искала. Со временем она устроилась костюмером в тот самый театр, где когда-то хотела играть. Ее любили, ценили, и чувствовала себя Мила на своем месте.

Лана была уверена, что и она нашла свое место.

Что касается Милы, то Лана искала ее и несколько раз наведывалась на старую квартиру в Питере. Однако жилище встречало ее тишиной и запустением. Было совершенно очевидно, что кроме самой Ланы, здесь никто не появлялся. Лана проветривала, мыла полы, вытирала пыль.

Однажды она позвонила в театр: «Серьезно, Ланочка?! Так и не появлялась? Она давно уже уволилась из театра, связь ни с кем не поддерживает. Мы ничего о ней не знаем…» – воскликнула одна из коллег матери, до которой удалось дозвониться.