– Но какая из них наиболее важная? – спросил я.

Элодин с отвращением фыркнул.

– Не знаю! – ответил он. – Я их не читал.

Он написал на доске «Эн Темерант войстра» и обвел название кружочком.

– А насчет этой я даже не уверен, есть ли она в архивах.

Он пометил ее вопросительным знаком и продолжал писать.

– Вот что я вам скажу. В читальне ни одной из них точно нет. Я нарочно в этом убедился. Вам придется разыскивать их в хранении. Вам нужно будет их заслужить.

Он дописал последнее название, отступил на шаг и кивнул самому себе. Всего в списке было двадцать книг. Три из них он пометил звездочками, еще две подчеркнул, а глядя на последнее название, сделал печальную гримасу.

И вдруг удалился, вышел из аудитории, не сказав на прощание ни единого слова, оставив нас размышлять над природой имен и гадать, во что же мы такое вляпались.

Твердо решив хорошо показать себя на занятиях у Элодина, я отловил Вилема и, пообещав потом угостить выпивкой, уговорил научить меня ориентироваться в архивах.

Мы шагали по мощеным улочкам университета. Дул порывистый ветер. И вот перед нами выросла лишенная окон громада архивов. Над массивными каменными дверьми было выбито в камне: «Ворфелан рината морие».

Когда мы подошли к зданию, я обнаружил, что ладони у меня вспотели.

– Господь и владычица! Погоди минутку, – сказал я и остановился.

Вил приподнял бровь.

– Я нервничаю, как начинающая шлюха, – объяснил я. – Дай мне собраться с духом.

– Ты же говорил, что Лоррен отменил запрет еще позавчера, – сказал Вилем. – Я-то думал, ты рванешь в архивы сразу, как только получишь разрешение.

– Я выжидал, пока они обновят списки, – объяснил я. И вытер ладони о рубашку. – Сейчас что-нибудь случится, я знаю. Моего имени не окажется в списках. Или дежурным будет Амброз, у меня случится очередной приступ этого коринкового зелья, и я с воплями вцеплюсь ему в глотку.

– Хотел бы я на это посмотреть! – заметил Вил. – Но Амброз сегодня не дежурит.

– И то хорошо! – сказал я, немного успокаиваясь. Я указал на надпись над дверью: – Ты не знаешь, что там написано?

Вил задрал голову.

– «Жажда знаний творит человека», – сказал он. – Или что-то в этом духе.

– Это мне нравится.

Я глубоко вдохнул, выдохнул.

– Ну ладно. Пошли!

Я отворил огромную каменную дверь и вошел в небольшую прихожую, потом Вил отворил внутреннюю дверь, и мы вступили в вестибюль. В центре вестибюля стоял огромный деревянный стол, и на нем лежали раскрытыми несколько больших, переплетенных в кожу конторских книг. Из вестибюля в разных направлениях вело несколько внушительных дверей.

За столом сидела Фела. Ее вьющиеся волосы были собраны в хвост на затылке. В красном свете симпатических ламп она выглядела какой-то другой, но не менее хорошенькой. Она улыбнулась.

– Привет, Фела! – сказал я, стараясь, чтобы по голосу не было слышно, как я нервничаю. – Говорят, Лоррен снова внес меня в списки достойных. Ты не посмотришь, есть ли я там?

Фела кивнула и принялась листать лежащую перед ней книгу. Ее лицо озарилось улыбкой, она ткнула пальцем в страницу. Потом вдруг помрачнела.

Сердце у меня упало.

– В чем дело? – спросил я. – Что-то не так?

– Да нет, – сказала она. – Все в порядке.

– А у тебя такой вид, как будто что-то не так, – буркнул Вил. – Что там написано?

Фела, поколебавшись, развернула книгу, и мы прочли: «Квоут, сын Арлидена. Рыжеволосый. Белокожий. Юный». А рядом, на полях, другим почерком было дописано: «Ублюдок эдема руэ».

Я улыбнулся Феле.

– Верно по всем пунктам! Ну что, можно войти?

Она кивнула.

– Лампы нужны? – спросила она, открывая ящик.

– Мне нужна, – сказал Вил, уже записывая свое имя в отдельную книгу.

– А у меня своя, – сказал я, доставая свою маленькую лампу из кармана плаща.

Фела открыла список допущенных и вписала нас. Когда я расписывался, рука у меня дрогнула, кончик пера дернулся и забрызгал чернилами всю страницу.

Фела промокнула кляксы и закрыла книгу. И улыбнулась мне.

– С возвращением! – сказала она.

Я предоставил Вилему указывать мне путь и изо всех сил старался изображать искреннее изумление.