«А почему нет? Все остальные так делают.» — Моей матери ты нравишься, — заметил он.

— А я ею восхищаюсь. Я встречалась с нею — сколько? — уже четыре раза, и с каждым разом она производит на меня все большее впечатление. И чем сильнее мое впечатление, тем больше я возмущаюсь тем, как преступно Барраяр растрачивает впустую ее таланты. Останься она на Колонии Бета, и она могла бы уже стать генерал-инспектором Астроэкспедиционного корпуса. Или кем угодно другим, кем бы пожелала.

— Она пожелала стать графиней Форкосиган.

— Она пожелала быть потрясенной твоим папой — надо признаться, он у тебя здорово потрясающий. А до остальной касты форов ей дела нет. — Куинн остановилась вне пределов слышимости эскобарских таможенников, и Майлз вслед за ней. Оба смотрели в дальний конец зала, а не друг на друга. — Несмотря на весь ее блеск и талант, под ними скрывается просто усталая женщина. Барраяр высосал из нее все. Барраяр — ее рак. И он медленно ее убивает.

Майлз молча покачал головой.

— И твой тоже, лорд Форкосиган, — мрачно добавила Куинн. На этот раз настала его очередь вздрогнуть.

Она почувствовала это и вздернула голову. — И вообще, адмирал Нейсмит — вот этот маньяк как раз по мне. А лорд Форкосиган по контрасту с ним — исполнительный зануда. Я видела, Майлз, какой ты дома на Барраяре. Словно половина себя. Подавленный и какой-то молчаливый. Даже голос у тебя тише. Чрезвычайно странно.

— Я не могу… там мне приходится приноравливаться. Еще поколение назад человек с таким странным телом, как у меня, стал бы изгоем, заподозренный в мутации. Не в моих силах изменить это слишком быстро или слишком радикально. Я — чересчур легкая мишень.

— Именно поэтому Барраярская СБ так часто посылает тебя на внепланетные задания?

— Ради моего профессионального роста как офицера. Чтобы расширить мой кругозор и углубить мой опыт.

— И в один прекрасный день они навсегда выдернут тебя отсюда, заберут домой и выжмут из тебя весь опыт, как из губки, чтобы он служил им.

— Я сам сейчас служу им, Элли, — мягко напомнил он серьезным и ровным голосом, насколько негромким, что Элли пришлось наклонить голову, чтобы его расслышать. — Сейчас, прежде и всегда.

Она отвела взгляд. — Верно… значит, когда они пришпилят подошвы твоих сапог к полу там, на Барраяре, я хочу получить твою работу. Я хочу когда-нибудь стать адмиралом Куинн.

— Я только за, — любезно отозвался он. Работа. Да. Пора лорду Форкосигану и его личным желаниям убраться обратно в мешок. И вообще, хватит по-мазохистски то и дело заводить с Куинн этот идиотский разговор о женитьбе. Куинн есть Куинн, и он не хотел бы, чтобы она стала не-Куинн — даже ради… лорда Форкосигана.

Несмотря на минутную депрессию — сам виноват! — он ускорил шаг в предвкушении возвращения к дендарийцам, когда они миновали таможню и двинулись вглубь исполинской пересадочной станции. Куинн была права. Он чувствовал, как Нейсмит вновь заполняет его тело, поднимаясь откуда-то со дна души аж до самых кончиков пальцев. Прощай, зануда лейтенант Майлз Форкосиган, работающий под глубоким прикрытием оперативник барраярской Имперской СБ (слишком давно ждущий повышения в звании); здравствуй, адмирал Нейсмит, лихой космический наемник и солдат удачи решительно во всем.

Или неудачи. Он притормозил возле ряда коммерческих кабинок комм-связи, протянувшегося вдоль всего зала ожидания, и кивнул в сторону их зеркальных дверец. — Сперва поглядим, что творится с Красным Отрядом. Если люди достаточно оправились для выписки, я предпочел бы сам спуститься вниз и забрать их.

— Ага, сейчас, — Куинн скинула свой баул на пол в опасной близости от сандалий Майлза, шагнула в ближайшую свободную комм-кабину, загнала карточку в щель и набрала номер.

Майлз поставил на пол сумку, присел на баул и принялся наблюдать за Куинн отсюда. Он поймал взглядом свое разбитое на куски отражение в зеркальной мозаике опущенной дверцы соседней кабинки. По стилю темных брюк и свободной белой рубашки, его нынешнего наряда, было трудно определить планету, зато он прекрасно подходил к принятой им на время этого путешествия легенде и был очень гражданским. Вольным и легкомысленным. Неплохо.

Было время, когда он носил мундир, словно черепаший панцирь: мощную социальную защиту, прикрывающую уязвимые странности его тела. Словно броню сопричастности, говорящую: «Не связывайся со мной. У меня есть друзья.». Когда же он перестал так отчаянно в этом нуждаться? Он точно не знал.

Раз уж на то пошло, когда он перестал ненавидеть собственное тело? Прошло два года с тех пор, как он был в последний раз серьезно ранен — во время операции по спасению заложников, сразу после той невероятной заварушки с его братом на Земле. Он уже довольно давно был совершенно здоров. Он пошевелил руками, кости в которых были полностью заменены на пластиковые, и ощутил их столь же абсолютно своими, как и до последнего перелома. И до первого перелома — тоже. Приступов воспаления надкостницы у него не было уже много месяцев. «Я не ощущаю боли», сообразил он с мрачной ухмылкой. И дело было не только в усилиях Куинн, хотя Куинн обладала… немалым терапевтическим эффектом. «Что, на старости лет я прихожу в здравый рассудок?»

«Наслаждайся, пока можешь.» Ему двадцать восемь, и он, безусловно, на пике своих физических возможностей. Он буквально ощущал этот пик, возбуждение парения в апогее. Нисходящий участок кривой — удел неопределенного будущего.

Голос из кабинки вернул его к настоящему. Куинн обращалась к Сэнди Герельд на том конце линии: — Привет, я вернулась.

— Привет, Куинни, я тебя ждала. Чем могу помочь? — Даже издалека Майлз заметил, что Сэнди снова сотворила со своими волосами что-то странное.