– Знаешь, в том, что ты молчишь, даже есть своя прелесть. Когда собеседник ничего не говорит, создается впечатление, что он тебя слушает.

Он сыграл пару минорных аккордов и украдкой взглянул на девушку. Та приблизилась к инструменту и осторожно гладила пальчиком лаковую поверхность.

– А когда тебя слушают, появляется потребность говорить…

Гор принялся расслабленно перебирать октаву за октавой.

– Вот сейчас мне мучительно хочется что–то написать… Что–то красивое, настоящее, живое – как дождь, под которым мы с тобой промокли. Странное дело – руки хотят, а голова пуста, как выпитый стакан.

Он ударил по клавишам всей ладонью.

Резкий, нестройный звук гулко разлетелся по студии.

– Нет там музыки. Хоть убей…За последние три года я не написал ни одной стоящей вещи. Понимаешь? Ни одной.

Гор обернулся к своей гостье.

Она стояла, нахмурив тонкие брови и по–птичьи склонив голову в бок – и вслушивалась в затихающую какофонию.

– Ладно, иди уже. Чистое полотенце должно быть там, на полках.

Девушка кивнула и ушла, а он снова принялся задумчиво перебирать клавиши.

– Нет… Опять где–то рядом, но все равно не то…

Его диалог с роялем прервал чужой женский голос.

– Гор!

Он даже не сразу понял, что это за голос и откуда взялся.

– Гор! – снова раздался жалобный оклик из туалетной комнаты.

– Невероятно – так ты все–таки умеешь разговаривать! Вот это открытие! – улыбнувшись, крикнул он в ответ, соскользнул с табурета и раскачивающейся походкой подошел к двери.

– Что случилось? Мне войти?

– Помоги…

– Ладно, я вхожу!

Она стояла в наполненной ванне, ослепительно обнаженная, вся облепленная плотным покрывалом мокрых волос. В глазах стояли слезы.

– Помоги… Я запуталась, – прошептала девушка.

Брови Гора взметнулись вверх. Он озадаченно присвистнул и потер щетинистый подбородок ладонью.

– Святые угодники… Ты это… В воду присядь?

Девушка послушно опустилась в ванну, и Гор шумно перевел дыхание.

– Знаешь, вообще, если тебе еще нет восемнадцати, я за эту помощь и в тюрьме могу оказаться…

Он уселся на край ванны и принялся разбирать непослушные, без конца прилипающие к влажному телу пряди волос.

А девушка тем временем прикрыла глаза и принялась водить в воздухе пальчиком, словно считая что–то невидимое.

– Ты что делаешь? – обеспокоенно поинтересовался Гор.

– Двадцать.

– Чего?

– Двадцать свечей на торте.

И он все понял. Грустно усмехнулся. Осторожно выбрал волосы из–под маленького розового ушка.

– Неважно, сколько свечей на торте. Ведь ты из тех, кто никогда не вырастает… И как я сразу не догадался? Это все битые алкоголем извилины.

Гор наскоро скрутил ей волосы в жгут и кое–как прихватил их зубной щеткой, чтобы не распускались.

– Готово. С легким паром, малыш.

Вернувшись в студию, он позвонил приятелю, работавшему в полиции.

Вызов приняли не сразу.

Наконец на экране появилось заспанное и сердитое лицо.

– Ты совсем с ума сошел? В курсе, который час?

– Не ворчи. Мне нужна твоя помощь прямо сейчас вне зависимости от временного контекста.

Гор уселся на барный стул, стоявший рядом, и потянулся в карман за сигаретами.

– Хоть бы извинился для приличия!

– Толя!

– И не проси, я не поеду через весь город, чтобы составить тебе компанию!

– Что, проеденная Ульяной плешь не успела зарасти? – съехидничал Гор, прикуривая.

– Да ну тебя. Отключаюсь!

– Подожди! Я подобрал на улице девочку.

– Поздравляю, но я–то здесь при чем? – фыркнул приятель.

– Ты не понял. Ей двадцать лет, красивая, блондинка и немного не в себе. Пробей по базе среди объявленных в розыск?

– Тебе это прямо сейчас нужно? В три часа ночи? – возмутился Анатолий.

– Пожалуйста.

Тот обреченно вздохнул.

– Как ее зовут?

– Не знаю. И, честно говоря, не уверен, что она помнит свое имя.

– Ладно, я понял. Тогда хоть фотку ее скинь.

Гор выдохнул струйку дыма прямо в камеру видеофона.

– Ага, подожди минутку. Сейчас сбегаю к ней в ванную, и фото тебе перешлю. Толя, да проснись ты уже! Будь у меня фотка, я бы тебе ее показал первым делом!

– И как я, по–твоему, должен ее пробить? Имени нет, портрета тоже! И все это – в три ночи! – разозлился тот. – И в чем проблема? Выйдет же она когда–нибудь оттуда – и фотай на здоровье!