Шрифт:
– Никогда не трогай мои вещи без разрешения!
Роб растерялся, как–то осел, словно даже стал чуть меньше ростом.
– Ну извини, извини меня… Я лучше в кухню все отнесу…
– Позже отнесешь. А сейчас выкладывай, что там у нас за деликатная проблема, – уже чуть мягче сказал Гор.
У Роберта забегали глаза.
– Ну пойдем хоть за стол сядем…
– Кончай юлить. Ненавижу, когда ты так делаешь.
Гор был ниже Роба на полголовы, и раза в три уже, но почему–то создавалось впечатление, что именно он нависает над своим агентом, а не наоборот.
Роберт сдался.
– Сегодня вечером тебя пригласила Дина Исхакова…
– Что?.. В каком это смысле?
– В прямом, – Роб осторожно отступил назад на шаг. – На ужин, в свой Шато…
Гор побелел, под щеками заходили злые желваки, а левая бровь взметнулась вверх.
– Погоди–ка… Я тебе что, проститутка, чтобы меня можно было заказать на ужин?
– Нет–нет, ну зачем ты так сразу?.. Не надо понимать все в плохом смысле…
– А как еще я должен это понимать?! – в бешенстве заорал на Роберта Гор.
Тот даже глаза закрыл.
– Послушай, она меценат, владелец фонда, очень богатая влиятельная женщина…
– Она похотливая старуха!!!
– Ну почему старуха–то? Ей всего–то наверное лет шестьдесят…
– Вот и лети к ней сам, раз такой любитель антиквариата! Короче связывайся с ее секретарем или кем там еще и скажи, что я умер, заболел чумой – что угодно, но я к ней не полечу!
Роберт отступил еще на шаг.
– Гор, пожалуйста, давай спокойно обсудим…
– Не буду я ничего обсуждать! И, к слову, ты на меня больше не работаешь! Пошел вон!
Гор разъяренно сверкнул глазами, с грохотом придвинул табурет к бехштейну и взорвал клавиатуру стремительным глиссандо с мощным финальным аккордом.
Роберт вытащил из кармана платочек, промокнул им увлажнившийся лоб и, когда музыкальный гром утих, заговорил ласковым, утешающим голосом.
– Послушай… По правде говоря, у тебя нет выбора.
Гор молчал, отвернувшись в сторону и теребя нашивки на манжете.
– Сам понимаешь: если ты обидишь эту женщину – ты рискуешь оказаться на обочине. Она может перекрыть тебе и он–лайн трансляции, и живые концерты, и гастроли – все, что угодно. Если госпожа Исхакова пожелает, ты остаток дней будешь играть только траурные марши в крематории. Хочешь ли ты для себя такого карьерного витка? В конце концов, ты же не обязан спать с ней. Встретишься, поухаживаешь немного, сыграешь пару–тройку композиций, поговоришь о музыке… Она может тебя уничтожить – но может и возвысить, открыть новые возможности.
Гор подошел к окну, простиравшемуся почти на всю стену, от потолка до пола, и прижался к прозрачной прохладности пылающим лбом.
– Я раньше никогда не задумывался, но здесь нет ни единого дерева, – проговорил он, глядя на высушенную солнцем улицу. – Ближайший сквер в пятнадцати минутах ходьбы. Сплошной камень, бетон и стекло с вкраплениями хромированного блеска,
Роберт встал позади Гора, и сейчас он чем–то напоминал большого плюшевого медведя, пытающегося защитить своего хозяина от ночных демонов.
– Ты чувствуешь себя загнанным в угол?.. – мягко спросил он.
– Что тебе известно о Дине Исхаковой?
– Мультимиллиардерша, вдова Сагида Исхакова, почти все свое время проводит на Шато, с Землей общается посредством сети…
– Я знал двоих из числа тех, кого она к себе приглашала. Один из них через неделю после их встречи при странных обстоятельствах упал с моста, а другой после головокружительного мирового турне пропал без вести.
Гор резко повернулся к Робу на каблуках, как танцор.
– Поэтому информации из "Золотых списков" недостаточно. Мне нужно еще.
– Так ты полетишь? – облегченно вздохнул Роберт и улыбнулся.
Гор передернул плечами. Опустевшие глаза не выражали никаких эмоций, они как будто стали стеклянными.
– Идиот, вот как раз сейчас тебе и следовало бы начать беспокоиться…
III
Вероника рывком задернула пропыленные шторы, и теперь комната стала казаться еще меньше.
– Как же я тебя ненавижу, кто бы знал, – одними губами прошептала она, нарочито шумно собирая свои вещи со стола. И, уже громче, скомандовала:
– Спи давай, хватит таращиться в потолок, цветы на нем не расцветут!
И с грохотом захлопнула за собой дверь.
– Ну как там она? – обеспокоенно спросил отец, когда Вероника вошла в кухню, пахнущую свежими тостами.
Девушка фыркнула.
– Как она может быть, папа? Живая!
Она протиснулась боком между краем стола и шкафом, села и принялась звонко размешивать чай в чашке.
Вероника чем–то напоминала беспородную лошадь: высокая, стройная, с русыми волосами чуть выше лопаток и выцветшим не запоминающимся лицом. Единственным ее украшением были глаза удивительного ярко–голубого цвета.