С другой стороны, португальцы, эмигрировавшие в Бразилию, хотя и были прирожденными крестьянами, не собирались заниматься ручным трудом в этой новой, согласно их представлениям, «земле обетованной», если бы представилась возможность избежать этого. Все это неизбежно привело к тому, что поселенцы постарались использовать индейцев в качестве рабов. Те становились рабами после того, как их «выкупали», или попадали в плен в результате частых межплеменных войн, или их просто захватывали во время нападений на те индейские деревни, которые считались недружественными в отношении к поселенцам. Обращать индейцев в рабство категорически запрещал королевский указ 1570 г., за исключением тех случаев, когда они становились пленными во время «справедливой войны» или принадлежали к племенам каннибалов. Этот указ не был воспринят серьезно большинством поселенцев; к тому же различные другие факторы повлияли на сокращение количества работников на плантациях. Многие племенные группы были уничтожены вследствие войн и распространения различных болезней, принесенных европейцами, например оспы; плантационное рабство также вело к высокой смертности среди рабов. Таким образом, поселенцы были вынуждены искать какой-то выход из сложившегося положения, другие источники пополнения рабочей силы во второй половине XVI в.

Этот источник был найден в дальнейшем росте торговли черными рабами из Западной Африки. Труд этих рабов уже интенсивно использовался на островах Зеленого Мыса и в меньшей степени на Мадейре и в южных районах самой Португалии. Большие партии рабов в середине XVI в. отправляли на Антильские острова и в Испанскую империю в Новом

Свете. Но наиболее удачно и эффективно рабский труд негров использовали на островах Сан-Томе и Принсипи в Гвинейском заливе. Эти острова, когда их открыли португальцы в 1470 г., были безлюдны; и здесь сложилось смешанное население, представленное белыми поселенцами из Португалии (включая детей евреев, депортированных в 90-х гг. XV в.) и неграми-рабами из самых различных племен, привезенных с материка, многие из которых впоследствии обрели свободу. Почвы и климат Сан-Томе оказались очень благоприятными для выращивания сахарного тростника, и на острове в XVI в. произошел настоящий экономический подъем, продолжавшийся на протяжении всего столетия, в связи с резким увеличением спроса на сахар в Европе. Процветавшее на островах производство сахара увеличилось с 5 тысяч арроб в 1530 г. до 150 тысяч арроб в 1550 г. Именно пример Сан-Томе привел к решению перенести производство сахара вместе с неграми-рабами также и в Бразилию.

Буйная тропическая прибрежная растительность была не в новинку португальским первопроходцам в Бразилии, многим из них стало привычно такое окружение во время исследовательских плаваний вдоль побережья Западной Африки. Но если и было много схожего между тропическими землями на обоих побережьях Южной Атлантики, существовали также явные различия. Португальские поселенцы вскоре обнаружили множество естественных природных рисков и помех на всем обширном пространстве континента – от джунглей Амазонии до холмистых равнин наиболее продвинувшегося на юг региона, в наши дни называемого Рио-Гранди-ду-Сул. Все же природная среда для белых поселенцев была менее враждебной, чем в Западной Африке, где во многих областях свирепствовала тропическая лихорадка. Многочисленные насекомые-вредители превращали занятие сельским хозяйством в подобие рискованной игры во многих районах Бразилии, даже если здесь и не встречалась африканская муха цеце. Длительные засухи опустошали на много лет внутренние области Северо-Востока, где экология едва ли стала лучше, если не хуже, за последние три столетия. В других местах страны капризный бразильский климат мог резко меняться – от проливных дождей и наводнений до почти полного их отсутствия. Несмотря на плодородные почвы в некоторых районах, таких как низменные территории Баии и равнины Пернамбуку, где выращивался сахарный тростник, на расчищенных от тропических джунглей участках, предназначенных для занятий сельским хозяйством, почвы были очень бедны органическими химическими элементами, что порождало проблемы при выращивании культурных растений. За исключением Амазонки и ее притоков реки Бразилии не дают возможности легко проникнуть во внутренние области страны; судоходству вверх по рекам мешают начинающиеся на относительно небольшом расстоянии от устья пороги и водопады. Эти естественные препятствия в Западной Африке выражены не столь сильно, где, однако, государственные образования негров банту или суданского происхождения образовывали более действенный барьер на пути во внутренние районы континента в сравнении с кочующими индейцами Бразилии.

С другой стороны, условия жизни в некоторых районах Португалии были таковы, что у многих людей не было выбора, как только эмигрировать. Бразилия, со всеми своими недостатками, давала им возможность лучшей жизни, которую они не могли обеспечить себе на родине. Португалия, не меньше чем Бразилия, зависела от капризов природы – то от постоянно льющих дождей, то от засухи, а также от бедных почв во многих районах. В XVI–XVII вв. страну опустошали эпидемии чумы, которой не было в Бразилии, пока в 1680-х гг. там не случилось вспышки желтой лихорадки. Перенаселенность и нехватка земли в некоторых плодородных районах (провинция Минью) в Северной Португалии и на островах Мадейра и Азорских в Атлантическом океане вели к постоянной эмиграции населения. И начиная примерно с 1570 г. все больше португальцев отправлялись в Бразилию, чем в «золотой» Гоа и на Восток. Ссыльных осужденных (degredados) в Баии в 1549 г. насчитывалось 400 человек из тысячи жителей. Но в дальнейшем число добровольных эмигрантов значительно превысило число тех, кто покинул страну не по своей воле, но ради ее благополучия. Более того, хотя эмигрантов-мужчин было, естественно, больше, чем женщин, число последних, последовавших за своими мужьями в Бразилию, значительно превысило число женщин, отправившихся в Индию.

Амброзиу Фернандеш Брандан, поселенец Северо-Востока Бразилии в конце XVI в. с большим опытом, разделил португальских иммигрантов на пять групп. К первой относились моряки, служившие на судах, курсировавших между Португалией и Бразилией, хотя, строго говоря, эти люди не были иммигрантами, но временными приезжими, даже если они оставляли в каждом порту по морской традиции жену или подругу. Во вторую группу входили купцы и торговцы, многие из которых вели дело на основе поручительства в интересах главы компании, находившейся в Португалии. Брандан обвинял этих торговцев, что было довольно несправедливо, что они ничего не делали для обогащения колонии, а, наоборот, стремились вытянуть из нее все материальные ценности, насколько это было в их силах. Третью группу составляли ремесленники и мастера, работавшие самостоятельно каменщиками, плотниками, медниками, портными, сапожниками, ювелирами и др. Почти все они зависели от рабского труда, если у них хватало денег на покупку раба (или рабов), которых они могли обучить своему ремеслу. К четвертой группе относились работники, чей труд соответственно оплачивался, надсмотрщики или десятники на плантациях сахарного тростника или рабочие на скотоводческом ранчо. Пятую группу составляли работодатели, наиболее важными среди которых были владельцы энженьо (senhores de engenho),

Конец ознакомительного фрагмента.