Я резко обернулся к Ною. Казалось, парень в полной мере овладел собственными чувствами. Он уже не был таким агрессивным, как в начале нашего разговора. Я видел перед собой собранного, отстраненного, замотивированного на результат воина. Такого, который способен на все, лишь бы защитить своих. Он не был безумцем. И не был фанатиком. У него была цель, и он шел к ней, не считаясь с последствиями.

– Я начал рыть информацию…

– И вышел на Свободных.

– Да. Они рассказали мне много нового об этих женских интернатах… – выплюнул Ной.

Я растер руками лицо. Почему женских, а не мужских – можно было не спрашивать. Мужская сперма, в отличие от женских яйцеклеток, была намного более доступной, а значит и дешевой. Большие деньги зарабатывались на женском донорском материале. В сравнении с запасами спермы, этот ресурс был крайне ограничен. За весь детородный период среднестатистическая женщина способна выработать около полутысячи яйцеклеток. В то время как мужчина это количество «отстреляет» за один только раз.

– У вас есть конкретные данные? Доказательства…

– Ты шутишь? Нет, у нас, конечно, есть свои ресурсы, но… Ты хотя бы представляешь, какие бабки на этом зарабатываются? Какие люди в этом замешаны? Мы продвигаемся вперед по миллиметру, а если отступаем, то сразу на пару шагов! Это система, Яков! Мировой заговор, если хочешь…

Мы схлестнулись взглядами. Я взялся за ложку. Отведать предложенное угощение в гостях в нашем мире означало выказать уважение его хозяину.

Нана

На следующий день болезнь вернулась. Не в самом своем худшем проявлении, но все же. Яков, который пришел ко мне с самого утра, озабоченно хмурил лоб. Я хотела стать его счастьем… а стала болью. Чертовой болью утраты…

– Ты взволнован, – прошептала я.

– Да, немного… Тот донор, брат… Он не подходит, Нана.

– Сколько? – тихонько спросила я.

– Сорок на шестьдесят.

Я закусила шершавую губу. Сорок на шестьдесят – это действительно не самая лучшая совместимость. Отвратительная, если признаться. Никто бы и браться не стал проводить операцию при таких прогнозах. Одной надеждой в сердце стало меньше…

– Но, знаешь… Он отличный парень – твой брат. Его зовут Ной, и он хочет с тобой познакомиться.

Я слабо улыбнулась. Мне бы тоже этого очень хотелось. Но потом я вдруг подумала о том, что, в случае моего ухода, я причиню боль еще и ему. И мое желание встретиться с Ноем померкло.

– Я не уверена, что нам стоит встречаться.

– Почему? – насторожился Яков.

– Если я умру…

– Ты не умрешь! – заорал он.

Я отвернулась к стене. В моих глазах собралась влага. Я не обижалась на мужа. Я обижалась на жизнь. Все то, что со мною происходило, было ужасно несправедливо.

– Нана, – Яков провел по моим волосам и склонился над постелью. Он хотел еще что-то сказать, я знаю… но в палату вошла сиделка.

Так уж сложилось, что в наше время все, что поддавалось оцифровке – было оцифровано. Образование, медицина, покупки, транспорт, практически все… Однако и сейчас существовали услуги, которые оцифровать было практически невозможно. Например, все, что было связано с актерским мастерством или искусством. Невозможно было заменить роботом живое выступление талантливого человека, который брал поклонников «за живое» силой своей харизмы. Точно так же и сиделку робот заменить не мог. Предполагалось, что тяжелобольному пациенту требовался уход способного к сопереживанию человека, а не бездушной железяки. Все те процессы, которые были связаны с эмоциями и реальными чувствами, так называемый недиджиталазируемый опыт, оцифровке не поддавался. И если к больному вместо сиделки-робота приставляли человека, то это означало только лишь одно – его дела действительно плохи. Честное слово, уж лучше бы меня обслуживала машина! Возможно, робот бы запомнил, что…

– Завтрак, Нана…

Ну, вот… опять. Завтрак… будь он проклят. Тугой комок ярости подпер мое горло. Я обернулась:

– Убери это все.

– Оу, привет… Я не вовремя?

Я немного приподнялась. У двери в палату стоял парень. Молодой, высокий… Крепкий. Ничем не уступающий моему мужу, хотя, обычно, рядом с ним все другие мужчины казались карликами. Я перевела взгляд на Якова.

– Это Ной… – пояснил он, улыбаясь.

Я метнулась взглядом к брату. Брату… мамочкибожемой.

Одновременно с этим мои руки взмыли к голове, в попытке пригладить растрепанные после сна волосы. Мне хотелось хоть как-то привести себя в порядок. Мне хотелось ему понравиться…

– Привет, – улыбнулся парень и протянул мне зажатый в руке цветок.

– Привет, – вернула улыбку я.

– Извините, но вам следует поесть, – вклинилась в разговор сиделка.

Я бросила на нее полный ненависти взгляд и прорычала:

– Убери это!

Женщина недовольно поджала губы. Ной взял свободный стул и устроился возле моей постели. Не так я бы хотела познакомиться со своим братом. Не при таких обстоятельствах…

– Что не так с этой… кашей? – вскинул бровь Ной, разглядывая белесое нечто у меня на тарелке.