Шрифт:
И Кулар, цепляясь руками и ногами, медленно пополз по тросу. Сначала все шло хорошо, и Кулар уверенно продвигался вперед. Потом устали руки.
«Далеко еще, — тревожно думал он, — только бы не сорваться».
А трос под тяжестью Кулара провисал все ниже и ниже. Казалось, волны вот-вот захлестнут и унесут Кулара.
Напрягая последние силы, медленно, метр за метром, продвигался он к другому берегу. Вот и земля. Кулар встал на ноги, облегченно вздохнул. Дрожащие от напряжения руки не слушались, и Кулару никак не удавалось развязать петлю на веревке, которой он прикрепился к тросу. Вынул нож и перерезал ее.
До заставы оставалось десять километров.
«Далеко еще, — подумал Кулар, — и, как назло, ни одного всадника».
Но надо было торопиться, и Кулар побежал по дороге. Не успел он войти в лес, как его окликнули. Кулар оглянулся. Из кустов вышел сержант-пограничник.
— Куда идешь? — спросил он.
— К вам, — обрадовался Кулар.
— К нам? — удивился пограничник.
— Да, на погранзаставу. Харакпен велел. Кара-бай убежал…
— Подожди, не тараторь, — остановил его сержант. — Какой Харакпен, какой Кара-бай? Рассказывай все по порядку.
Кара-бай кружил по степи. Волчок вертелся вокруг лошади, хватал ее за морду, за хвост, заворачивая назад, к ущелью, где лежал Харакпен. Кара-бай пытался ударить собаку плеткой, но Волчок ловко увертывался.
Кара-бай злился. Все шло хорошо: незаметно проскользнул через границу, установил связь с нужными людьми. И надо же было этому Самбе так сглупить!
Когда шаман вернулся от Давы и рассказал, что он бросил одну ампулу в урочище и припугнул Харакпена, Кара-бай выругался и ударил Самбу:
— Засохшая баранья лопатка! Кто тебе позволил самовольничать?
Шаман ползал у него в ногах, просил прощения.
— Ладно, — сказал Кара-бай. — Что сделано, то сделано. Надо уходить отсюда, и как можно скорее.
Уже далеко в горах, немного успокоившись, Кара-бай стал думать, как лучше выполнить задание. «От Самбы надо избавиться, — мелькнула у него мысль, — стар стал, болтлив». И тут случилось непредвиденное: в ущелье они напоролись на засаду. При первых же выстрелах под Кара-басм пал конь, а шаман в страхе ускакал назад.
Кара-бай отстреливался до последнего патрона. У него были еще и гранаты. Не раздумывая, он положил их под большой камень и взорвал. Камень покатился вниз, увлекая за собой все новые и новые глыбы. Обвал задержал солдат. Зато он очень помог Кара-баю: пока шумело и гудело в горах, он скрылся.
«Надо пробираться в степь, — решил он, — достать лошадь и отсидеться где-нибудь, пока пограничники ищут меня здесь».
Казалось, удача опять улыбнулась ему. Он сумел добыть у Харакпена лошадь и ускакать в степь. Правда, не удалось захватить оружия, да еще привязалась эта проклятая собака. Она не так уж страшна, но страшны ее визг и лай. Чего доброго, услышат пограничники.
Кара-бай спрыгнул с коня и пошел пешком. Он мог еще метнуть в эту чертову собаку ножом. И при первом же удобном случае он сделал это. Однако Волчок увильнул из-под удара и еще пуще залаял.
Обессилевший, Кара-бай сел на землю. Невдалеке устроился Волчок. Высунув язык, он дышал отрывисто и часто, не спуская глаз с Кара-бая.
Тогда Кара-бай снова вскочил на коня. Он зло ударил в его мокрые бока каблуками, но в это время сзади грохнул выстрел.
«Пограничники, — догадался Кара-бай, — выследили».
…Через месяц Кара-бая и шамана Самбу судили.
Илька
— Ох, Афанасий Гаврилович! — испуганно вскрикнула она, отскакивая в сторону.
— Что, Афанасий Гаврилович? — добродушно пробасил директор. — Пятьдесят лет Афанасием кличут. Но зачем же на человека кидаться? Так можно и с ног сбить.
— Простите, Афанасий Гаврилович, я — нечаянно.
— Этого еще не хватало, чтобы — нарочно.
Юлька взглянула на директора и, лукаво улыбнувшись, сказала:
— Да вам все равно не опасно.
— Что не опасно?
— Да разве вас собьешь? Вы вон каким вымахали — с места не сдвинешь. Вот ежели на вас тетю Тонну выпустить…