Полковник Серебров слегка ободрал его взглядом и подступил с разговором, поднимаясь со стула:

– Прошу садиться, товарищ сержант.

– Спасибо, я постою.

Однако Серебров поставил перед ним стул. Гуща уселся.

– Я полковник ФСБ Серебров… Никто вас не собирается преследовать, поскольку нет к тому оснований. А если кто и надумает, – он покосился в сторону Тюменцева, – приходите прямо ко мне – вот моя визитка. А теперь прошу рассказать по порядку.

Сержант взял картонку и стал рассказывать, глядя в пол:

– Нас было двое. Нам приказали ехать в Нагорную Дубровку – там вроде один утопился. Когда приехали, там стоял этот, над трупом, который сбежал.

– А утопленник?

– Лежал на песке. Я так понял, что сбежавший жил там в палатке… Короче, мы поймали его почти что с поличным – он накинулся в воде на того покойника и утопил. Об этом говорили два мужика. Они на джипе потом уехали.

Серебров обрадовался:

– Где их данные?

– В рапорте.

– Но там нет этих сведений! Или я что-то не понимаю…

– Я писал два рапорта. Один – когда только приехали. А потом – когда на меня напали. Передал Иванову.

Серебров уставился в его сторону:

– Где первичный рапорт?

Оперативник поднялся со стула, улыбнулся нервно:

– Все документы я передал оперативно-следственной группе…

– Свидетелей допросили?

– Почуяли жареное – их и смыло. Вдвоем нам было не удержать никого. Только и смогли, что доставить того буяна… Не виноват, говорит… Спасал потерпевшего, когда тот захлебнулся.

– Спасал, говоришь?

Гуща продолжал страдать на своем стуле. Шею после вчерашних объятий ломило. И когда только кончатся испытания!

– Что еще можешь сказать, сержант? – спросил полковник.

– Больше ничего, – развел тот руками. И вдруг вспомнил: – Куртку забрал с собой. Из камеры. Говорит, клопы завелись у вас, вытряхнуть надо. Как дал мне по ребрам, так чуть душу не вытряхнул, зараза. Подготовленный бандит – это уж точно. А ведь я в детстве-то сам был драчун превосходный.

– Да что ты говоришь!

– Так точно!

– Тогда отдыхай…

– Не понял…

– Ступай, говорю! Из отделения не отлучаться – до особого распоряжения.

Гуща поднялся и, подобрав живот, вышил из кабинета.

Время тянулось к обеду, а уголовное дело нисколько не сдвинулось с места: отсутствовал подозреваемый, пусть совсем никудышный, но с которым можно было работать. И руководство решило приступить к масштабной операции.

ОМОН погрузился в автобусы и тронулся в путь. Дорогой командиры выставляли посты, инструктируя бойцов. Каждому посту придавались портреты беглеца, изготовленные полицейским фотороботом. По такому портрету можно было хватать чуть не каждого бородатого.

Глава 3

Обойдя косогор, Михалыч вошел в лощину, у ключа напился и стал подниматься среди кедров в деревню. На задах, помнится, была вдоль кедрача приличная тропка – езжай хоть на телеге либо на машине. Теперь здесь вплотную стояли участки. Распахали даже тропинки.

Михалыч опустился ложком вдоль забора и, обжигаясь крапивой, поднялся с другой стороны. Забор здесь стоял на корневищах кедров. У основания одного из деревьев – куча банок – и свежих, и давно заржавелых, пивные баклажки.

В груди опять разлилось жаром, застучало. Кругом всё изгадили, засранцы…

В конце забора должен быть проулок. Вместо проулка оказался забор – из кроватных панцирных сеток. Михалыч перелез через него и вышел в улицу. Именно здесь, возле яра, оказалась чья-то нехилая дача в два этажа, из красного кирпича, огороженная стальными пиками. На окнах – витые решетки, со столба тянется к дому телефонный провод. Вот и славненько.

Михалыч взялся за ручку – открыто. Он вошел на участок. Вдоль дома вела дорожка, уложенная извилистым кирпичом. Входная дверь, вероятно, за углом. Однако не успел он завернуть, как на него бросился мраморный дог – черепок здоровенный, глаза кровяные.

Обдав слюной и сипло рыкнув, дог грохнулся на дорожку: еловая палка острым концом пронзила, как минимум, до хребта. Дернув ногами, он закатил глаза. Наверняка эту тварь натаскали на людях, и он, может быть, даже пробовал человечину…

Входная дверь оказалась за углом. Она подалась легко и без скрипа. Внутри – прихожая, виднелась приоткрытая застекленная дверь. За ней – просторная комната с окнами на пустынную улицу, круглый стол, кожаный диван казенного типа. В мебельной стенке – телевизор. Телефонный аппарат, наподобие корабельных переговорных устройств, висел на стене – без него жизни теперь не было никакой. Даже если в доме будут люди, обязательно следует позвонить.