Шрифт:
Падая вниз, они до того разгонялись, что гвоздили конников, прошивая тех вместе с лошадьми.
В течение недели 1-й батальон Туркула, 2-й батальон Жебрака-Русакевича и 3-й под командованием Манштейна совершили рейды по тылам — на грузовиках, под прикрытием бронеавтомобилей, они врывались в Брасово и Мальцеву Гуту, в Какоревку и Кропивну, в Острую Луку и Борщево, в Молодовое, Шаблыкино, Глинное, Алтухово…
Щегольски одетых комиссаров, в лихо замятых фуражках с красными звёздами, в ладных сапогах, с клоками намасленных волос, выпущенными из-под «фуранек», расстреливали на месте.
Красноармейцев, пожелавших перековаться в белогвардейцев, селили отдельно, испытывая в бою, закаляя в огне.
Харчи, отобранные у крестьян, раздавали по дворам, но и себя не забывали — семь эшелонов перехватили, нагружая «балты» американской ветчиной, английской тушёнкой, французским шоколадом, австралийскими галетами.
К середине июня ОМСБОН держал большевиков в страхе и напряжении по всей Орловской губернии, наведываясь в Тульскую, Курскую, Черниговскую, Калужскую.
Численность бригады выросла до шести тысяч солдат и офицеров, количество грузовиков и легковушек перевалило за две сотни, а самолёты, как всё чаще называли по-русски аэропланы, удалось сгруппировать в Сводный воздушный дивизион из десяти авиаотрядов — где по шесть, где по десятку аппаратов в отряде.
«Ильюшек» собрали отдельно — в эскадру воздушных кораблей.
А ровно через месяц после наступления Красной армии, 15 июня, удалось связаться по телеграфу с Харьковом, со штабом Добровольческой армии.
После взаимных проверок последовали взаимные поздравления, Авинов в лучших советских традициях передал «отчёт о проделанной работе» и получил приказ: живьём брать Троцкого.
17 июня личный бронепоезд «Предреввоенсовета» должен был проследовать через Орёл.
Засаду решили устроить на том участке железной дороги между Брянском и Орлом, что находился неподалёку от села Апраксино.
В этом месте почвы лежали худые, песчистые, ни единого дубка не видать, сплошь сосны.
Пушки 42-линейки подкатили чуть ли не к самой дороге, спрятав за густой порослью. Свои места заняли и Т-13, и броневики.
В двух местах под рельсами заложили мины и стали дожидаться передвижной резиденции Льва Давидовича…
…Кирилл прохаживался между деревьями, сдерживая себя, нарочито медленно переставляя ноги, вдыхая свежий воздух, отдающий смолой и хвоей.
Он раз за разом прокручивал в голове план захвата и не находил в нём явной слабины. Должно вроде сработать…
Тут прибежал Юнус.
— Сердар, — взволнованно заговорил он, — Ахмед сообщил: едут!
— Ага!
Сердце у Авинова забилось чаще. Начинается!
— Всем приготовиться! — прокричал он. — Юнус, передай капитану Тихменёву, чтоб выводил паровоз!
— Есть!
И снова потянулось ожидание. Ненадолго, правда.
Вскоре слева, со стороны Орла, послышалось астматическое сипение, завиднелся султан клубившегося дыма — это команда Тихменёва выводила из тупика старенький паровоз.
Приближаясь к месту засады, дымящая и парящая машина сбросила скорость, покатилась медленно, будто из последних сил.
Было видно, как двое офицеров и «всамделишный» машинист покинули паровозную будку.
Минуты не прошло, как с запада донёсся пронзительный гудок — это оповещал о себе бронепоезд.
— Едет, зараза… — проворчал Кузьмич. — Кхым-кхум…
— Может, пропустим Льва Давидовича? — улыбнулся Кирилл.
— А от хрена с морквой!
Вот и блиндированный «Предреввоенсовета»…
Огромный и тяжёлый, влекомый двумя мощными паровозами личный поезд Троцкого, «летучий аппарат управления наркомвоена», передвижная крепость-дворец, где стучал пишмашинками секретариат, работал телеграф и мощнейшая радиостанция, имелись гараж с грузовиками и легковыми «моторами», типография газеты «В пути», баня и царские салон-вагоны, в которых Лейба Бронштейн почивать изволил.
Заметив паровоз на путях, машинист «Предреввоенсовета» слал истошные гудки, но встречный локомотив продолжал вяло двигаться.
Броневой поезд сейчас походил на огромное серое чудовище, которое насторожилось — в амбразурах броневагонов задвигались стволы пулемётов, морские орудия на стальных площадках угрожающе опустились.
— Давай! — спокойно сказал Авинов.
Исаев резко закрутил рукоятку «адской машинки». Два взрыва грянули как один, вскидывая в воздух гравий, пыль, расщепленные шпалы, загибая рельсы.
«Ревматы» — революционные матросы, — составлявшие «кожаную сотню», личную гвардию Троцкого, не отличались сообразительностью, но на то, что они попали в западню, их понимания хватило.