А эта – на работу, с работы и никаких парней.

Бабки одобряли.

– В моем возрасте если что болит – значит, жива. Авось, и еще поскриплю.

– И подольше, – искренне пожелала Матильда. – И на своих ногах…

Мария Михайловна махнула рукой.

– Жива – и то хорошо. Как у тебя дела-то?

– Спасибо. Хорошо.

– Не нашли, кто все это утворил?

Малена развела руками.

– У нас убийц депутатов не находят, а вы хотите…

– Депутатов у нас много, одним больше, одним меньше, все одно, воровать будут, – отмахнулась бабка. – А лез к тебе, либо Петюня…

Матильда открыла рот.

– Эээээ?..

– Мы тут поговорили, крутился он возле вашего подъезда, пивко попивал. А потом куда-то и делся.

– У него же ключей нет…

– Домофон – он от честного человека, сама понимаешь. Да и Паша, мать его…

Ну да. Может дворник разжиться ключами от домофона?

Вполне.

– Но доказательств-то нет…

– А ты в милиции намекни, авось и прислушаются?

Матильда пообещала. Но вряд ли будет толк.

– И зачем ему это надо? – недоумевала Малена.

– Документы. Которые мы отнесли в банк.

– Думаешь, за ними лез?

– Мог. Вполне.

– Но… своровал бы он их, а что потом?

Матильда задумалась.

– Не знаю. Все можно восстановить. У нас с бумагами строже, чем у вас…

– А если суд? Пока то, да се…

– Вряд ли. Проблем было бы много, но я тут же заявила бы о краже… да много чего можно сделать. Не знаю. Смысл?

– А если тебе нервы помотать?

– Это могло бы сработать, – согласилась Матильда. – Если бы не ты. Если бы я была одна, никому не нужная… а так еще кто кому и чего перемотал. Давид Асатиани – аргумент серьезный.

Малена хмыкнула.

Рука девушки коснулась зеркала, с которым она теперь не расставалась.

Единственная и главная драгоценность.

Настоящая драгоценность.

Бриллианты? Платина?

Да смешно все это, и никому не нужно, по большому счету. Наша главная ценность – наши родные и близкие, только часто мы это понимаем, когда разменяем их на дешевку вроде золота и останемся одни.

– Козлы, – Матильда не стала церемониться. – Но ведь не пойман – не вор…

– И то верно, – глаза старушки зло блеснули. – Дерьмократия…

Малена развела руками.

Политику она не обсуждала принципиально, полагая, что ее мнение ничего не значило, не значит и значить не будет. И смысл копья ломать?

Какая ей разница, кто там ворует? С ней-то не поделятся в любом случае?

– Ладно. Ты своему-то спасибо скажи?

Матильда открыла рот.

– Моему?

– Вчерашнему мальчику. Давиду?

– Да, – кивнула Матильда. И не удержалась. – Только он ни разу не мой…

– А о чужих так не заботятся.

– Пффф… сдалась я ему три раза. Прихоть у человека – и все.

– Так ты поощри прихоть-то, – бабка подмигнула. – Мне бы лет на сорок поменьше, я бы точно занялась. Сразу видно, парень горячий, не дурак… и кстати, детская площадка во дворе нам тоже не помешает.

Малена только рот открыла.

– А… э…

– Да я шучу, – подмигнула одна из самых вредных бабушек. – Успокойся. И так всем видно, что ты девушка порядочная. От людей не скроешься, хоть ты как хвостом крути, а все одно, гиену за голубку не продашь. А к парню все ж приглядись…

Малена пообещала, чтобы отвязаться – и наконец удрала домой.

К Бесе.

Кошка грустила, кошка скучала, кошка успела облагородить кухонные занавески элегантными разрезами от когтей и ничуть в этом не раскаивалась.

Малена – тоже.

Вопрос – шить или не шить, не стоял. Девушка решила пока оставить занавески на месте, и на неделе наведаться в секонд-хэнд. Там же и шторы продаются, и одеяла, и накидки на стулья…

Тряпки – они и есть тряпки.

Если попадется что-то подходящее, надо будет поменять занавески и поискать полотенца, прихватки и накидки в цвет. Обычно, хоть и не сразу, но искомое находится. И за копейки.

Беську оттрепали за ухо, но кошка смотрела с такой недетской грустью во взгляде, что Малена быстро смягчилась, и принялась чесать заразу мелкую. А что с ней еще делать?

Паразитка…

– Как бы я хотела кошку…

– Подожди! Будет день – будет и кошка, – утешила подругу Матильда. – Вот выдадим тебя замуж, освоишься – и заведешь шесть штук. Чтобы мужу в случае чего в сапоги писали.

– Зараза ты, Тильда.